— Что вы имели в виду, когда говорили про людей: мол, это еще большой вопрос, смогут ли они воспроизвести себя?

— Существуют две возможности, — сказал Бейтман. — По крайней мере те, которые я сейчас вижу. Первая: дети могут не обладать иммунитетом.

— Вы хотите сказать, они будут умирать, как только появятся на свет?

— Да, а возможно, и в утробе. Менее вероятно, но все же возможно и другое: супергрипп может оказать своего рода стерилизующий эффект на тех из нас, кто остался в живых.

— Это безумие, — сказал Стю.

— Не большее, чем свинка, — сухо возразил Бейтман.

— Но если матери детей, которые… которые еще в утробе… если у них есть иммунитет…

— Да, в некоторых случаях иммунитет может передаваться от матери к младенцу, как в сообщающихся сосудах. Но не во всех. Полностью полагаться на это не приходится. Я думаю, что будущее младенцев, находящихся сейчас в материнской утробе, весьма неопределенно. Их матери обладают иммунитетом, это верно, но по статистической вероятности большинство их отцов — нет, они заболели и сейчас уже мертвы.

— А другая возможность?

— Она заключается в том, что мы сами можем закончить работу по уничтожению собственного вида, — спокойно сказал Бейтман. — Это, на мой взгляд, весьма вероятно. Не сразу, поскольку мы сейчас слишком разрозненны. Человек — существо общительное, социальное, и рано или поздно мы вновь соберемся вместе хотя бы для того, чтобы рассказывать друг другу разные истории о том, как мы пережили великую чуму 1990-го. Большинство сформировавшихся заново сообществ, если только нам уж очень не повезет, окажутся примитивными диктатурами, возглавляемыми маленькими цезарями. Возможно, возникнет несколько немногочисленных просвещенных демократических сообществ, и я могу вам точно рассказать, что потребуется для образования подобного сообщества в 90-х и ранних 2000 -х: достаточное число людей, владеющих техникой, чтобы вновь зажечь электрические лампочки. Это можно сделать, причем сделать очень легко. Мы ведь имеем дело не с ядерной войной, после которой не остается практически ничего. Вся техника стоит на своих местах и ждет, когда появится кто-то — нужный, знающий, как зачистить контакты и заменить несколько перегоревших деталей, чтобы запустить ее снова. Весь вопрос лишь в том, сколько людей среди оставшихся в живых разбирается в технологии, которую все мы воспринимаем просто как данность.

— Вы так полагаете? — отхлебнув пива, спросил Стю.

— Именно. — Бейтман сделал глоток из своей банки, подался вперед и мрачно ухмыльнулся Стю. — А теперь позвольте я приведу вам один гипотетический пример, мистер Стюарт Редман из Восточного Техаса. Предположим, у нас есть сообщество А в Бостоне и сообщество Б в Ютике. Им известно о существовании друг друга, и в каждом сообществе знают об условиях жизни соседнего лагеря. Сообщество А в прекрасном состоянии. Его члены живут на Бикон-Хилл и купаются в роскоши, потому что один из них оказался специалистом по ремонту технического оборудования. Этот парень знает ровно столько, сколько нужно, чтобы снова запустить электростанцию, обслуживающую Бикон-Хилл. Скорее всего ему необходимо будет определить, какие нажимать кнопки, чтобы вывести станцию из режима автоматической аварийной остановки. Как только она будет запущена, почти все на ней станет работать автоматически. Техник сможет спокойно учить других членов сообщества А, какие надо нажимать кнопки и за какими агрегатами наблюдать. Турбины работают на нефти, которой вокруг навалом, потому что все, кто раньше пользовался ею, теперь мертвее старой отцовской шляпы. Итак, в Бостоне текут молочные реки. Есть тепло для защиты от холодов, есть свет, чтобы читать по ночам, есть холодильные установки, и вы можете пить свой скотч как цивилизованный человек. Жизнь, по сути дела, близка к идиллии. Никаких промышленных отходов. Никаких наркотиков. Никаких расовых беспорядков. Никаких банкротств. Никаких денег и материальных проблем, поскольку если не все услуги, то уж все товары доступны каждому, и их вполне достаточно для изрядно поредевшего человечества на три века вперед. С социологической точки зрения, подобная группа скорее всего станет коммуной совершенно естественным путем. Здесь не будет никакой диктатуры. Необходимая почва для диктатуры — нужда, дефицит, нестабильность, разрозненность… Всего этого там просто не существует. Вполне возможно, что Бостон снова придет к городскому собранию как форме правления.

Но… Но есть сообщество Б в Ютике. Там некому запустить энергетическую станцию. Техники все мертвы. Им понадобится много времени, чтобы сообразить, как все запустить снова. Пока же они мерзнут по ночам (а зима на носу), едят из консервных банок, они несчастны. Появляется и берет верх сильный мужик. Они ему рады, потому что все растерянны, мерзнут и болеют. Пускай он принимает решения. Что он, конечно, и, делает. Он посылает кого-то в Бостон с просьбой, не пришлют ли они своего домашнего техника сюда, в Ютику, чтобы он помог им снова запустить станцию. В противном случае им придется отправиться в долгое и опасное путешествие на юг — зимовать. Итак, что делает сообщество А, когда получает это послание?

— Посылают парня? — предположил Стю.

— Боже Праведный, нет! Его могут удерживать там насильно — скорее всего так оно и случится. В постгриппозном мире технологические знания заменят золото как самое совершенное средство взаиморасчета. И, по новым меркам, сообщество А будет богато, а сообщество Б бедно. Так что же делает сообщество Б?

— Наверное, отправляется на юг, — сказал Стю, а потом добавил с ухмылкой: — Может, даже в Восточный Техас.

— Может быть. Или, может, они угрожают людям в Бостоне ядерной боеголовкой.

— Верно, — сказал Стю. — Они не могут запустить свою станцию, но могут выстрелить ядерной ракетой по Бинтауну.

— Что касается меня, то я не стал бы возиться с ракетой, — сказал Бейтман. — Я бы просто постарался выяснить, как открепить боеголовку, а потом подвез бы ее к Бостону на фургоне. Думаете, это не сработало бы?

— А пес его знает.

— Даже если и нет, то повсюду валяется полным-полно; обычного оружия. В том-то и дело, что любое подобное дерьмо валяется повсюду и ждет, когда его подберут. А если у обоих сообществ имеются в распоряжении техники, они могут затеять своего рода ядерную потасовку по поводу религий, или территорий, или мелких идеологических разногласий. Вы только представьте, что вместо шести или семя обладателей ядерного оружия во всем мире мы можем прийти к шестидесяти или семидесяти только здесь, в Со, единенных Штатах. Сложись все иначе, я уверен, люди дрались бы камнями и копьями. Но суть в том, что прежние военные исчезли, оставив после себя все свои игрушки. Это мрачные мысли, особенно после всего случившегося, но… Боюсь, в принципе это вполне возможно.

Они оба помолчали. Издалека до них доносился лай — Коджака в лесу. Наступал полдень.

— Знаете, — наконец сказал Бейтман, — я, в общем, оптимист. Быть может, потому, что я неприхотлив. Оттого-то меня так здорово недолюбливали окружающие. У меня есть свои недостатки: как вы уже успели убедиться, я слишком много болтаю, и я отвратительный художник, а кроме того, всегда был крайне безалаберным в обращении с деньгами. Иногда последние три дня перед зарплатой сидел на одних сандвичах с ореховым маслом. В Вудсвилле был известен тем, что открывал депозитные счета, а потом закрывал их через неделю. Но я никогда не разрешал себе унывать по этому поводу, Стю. Эксцентричный оптимист — вот кто я. Единственным проклятием моей жизни были сны. С самого детства меня мучили удивительно яркие сны. В большинстве своем отвратительные. В детстве это были тролли, притаившиеся под мостами и хватавшие меня за ноги, или ведьмы, превращавшие меня в птицу… Я открывал рот, чтобы закричать, но оттуда вырывалось лишь хриплое карканье. Вам когда-нибудь снились плохие сны, Стю?

— Случалось, — ответил Стю, вспоминая про Элдера, преследовавшего его в кошмарных снах, про нескончаемые коридоры лабиринтов, освещенные холодным светом флюоресцентных ламп и наполненные эхом.

— Тогда вы поймете. Будучи подростком, я прошел через стандартную дозу обычных сексуальных снов, и сухих, и влажных, но порой они перемежались со снами, в которых бывшая со мной девчонка превращалась в жабу, змею или даже разлагающийся труп. С возрастом мне стали сниться сны о крахе