Этот проклятый Саладин празднует победу. Маргат держат госпитальеры, равно как и Крак де Шевалье, тамплиеры удерживают Тортосу, но это похоже на тонущие обломки, чудом уцелевшие от кораблекрушения, надолго ли? Рыцарей-монахов в плен вообще не берут, сразу убивают без всякой милости, сколько бы их ни захватили, и мы безвозвратно теряем лучших своих бойцов, теряем и нашу надежду. В Палестине настали тяжелые времена, хотя, конечно, когда там было легко… Но все в руках Божиих, возможно, в Иерусалимской земле скоро никаких христиан вовсе не останется, даже греков, а может быть… может быть Ричарду с Филиппом удастся помочь несчастным, терпящим бедствие. Там, насколько я слышал, Ги де Лузиньян осаждает с горсткой своих людей Акру, а Саладин осаждает Лузиньяна. Ей Богу, самое время идти ему на помощь.

Рассказы де Марешаля производили гнетущее впечатление. Равно и Джованни, и де Бельвар не могли равнодушно слушать о страданиях других людей. Вздумай де Марешаль высокопарно призывать их на подвиги, их души остались бы нетронутыми, но он просто, даже бесхитростно передавал то, что видел и что знал, и они не могли оставаться безучастными. Перед внутренним взором Джованни с пугающей ясностью предстали картины жестоких страданий: надрывающиеся от плача младенцы, вырываемые из рук родителей, поруганные девушки, которых некому защитить, падающие от голода и изнеможения в придорожную пыль старики, хрипящие в предсмертной агонии плененные рыцари, которых режут, как скот на бойне. Такое тяжкое бремя отзывчивое сознание. Он обратился к своему любимому Гийому, в поисках защиты от мрачных призраков, и обрел в нем решимость броситься на помощь страждущим, вытаскивать людские жертвы из-под обломков Иерусалимского королевства, спасать всех, кого еще только можно спасти, пусть с риском для собственной жизни. Де Бельвар имел возможности: деньги — выкупать христиан, оружие и людей — сражаться за христиан. Он сказал Джованни то, что думал обо всем этом, и обрадовался, насколько его милый оказался с ним единодушен.

Они решили пойти в Крестовый поход, совсем не думая об индульгенциях, которые сулили за участие в нем. Они не сделались наемниками, ожидающими награды за свою службу. Они повиновались общему стремлению счастливцев, обретших любовь, бескорыстному стремлению облагодетельствовать по возможности и других людей, уделяя любому и каждому нуждающемуся от собственного избытка.

А по дороге в Палестину де Бельвару с Джованни ничто не мешало заехать в Рим — уладить дела в папской Курии.

К Крестовому походу необходимо было основательно подготовиться, поэтому прошла зима, время в любом случае не судоходное, следом за нею минул март, и только тогда, отпраздновав в Честере Пасху, пришедшуюся в том году — первом году царствования короля Ричарда на апрельские календы, де Бельвар и Джованни отправились в Дувр, чтобы нанять там корабль для себя и графских воинов, и переправиться через Ла-Манш. На побережье остановились в большом королевском замке Дувр, откуда легко было распоряжаться погрузкой.

Все доки и пристани Англии переполняли строящиеся, либо уже готовые корабли: собирался к отплытию огромный королевский флот.

Де Бельвар моря не любил, почитая за большую для себя неприятность зависеть, пусть хотя бы некоторое время, от воли своенравной стихии. Джованни же не мог без дрожи вспоминать страдания, причиненные качкой при его предыдущем пересечении Английского канала. Оттого они оба предпочли громоздкий трехмачтовый корабль, способный вместить всех графских рыцарей со слугами и конями, не считая команды, — без малого восемь десятков тяжеловооруженных воинов и двухсот пехотинцев. Перед такой громадой гораздо более легкие и ходкие двухмачтовые суда, которых пришлось бы нанимать никак не меньше трех, смотрелись, мягко говоря, ненадежными.

Граф распорядился нанять приглянувшийся ему корабль, но два сержанта во главе с капитаном Робером, посланные для этой цели в порт, вернулись ни с чем. Оказалось, по всему побережью, в каждой гавани, пригодной для погрузки на суда, стоят многочисленные отряды, подчиненные новому канцлеру Англии, по совместительству верховному юстициарию королевства, а также legato nato[17] Святого престола, епископу Или, Гийому де Лоншану. Начальники этих отрядов получили от канцлера приказ проверять всех, кто собирается отплыть на континент, и более всего людей, носящих знак креста, ибо примерно около времени Вербного воскресенья в Йорке произошли какие-то страшные беспорядки, якобы даже большие, нежели в Лондоне, связанные все с теми же евреями, и главными виновниками и зачинщиками разбоя явились именно крестоносцы — должники ростовщиков- иудеев, разгневанные недостатком средств на паломничество в Святую Землю.

Де Бельвар вспылил и не мешкая отправился в дуврский порт самолично разбираться со слугами канцлера. Заявившись в портовую контору, он назвал себя и потребовал немедленно предоставить в его распоряжение подходящий корабль, не то он захватит его силой. Перед де Бельваром извинились за доставленное неудобство, но капитан канцлерских людей попросил представить ему всех сопровождающих графа лиц.

— Мессир, вы прибыли с севера, возможно, в вашу свиту затесались некие посторонние, скажем, рыцари Гуго де Пуисэ, вы ведь знакомы с епископом Дарема? — осведомился капитан, но так как де Бельвар ничего не ответил, ему пришлось продолжать. Дворяне епископа обвиняются в неповиновении властям, господин канцлер приказал арестовать всех, имеющих отношение к делам в Йорке, мессир, не окажете ли любезность…

— Со мной только мои люди, — высокомерно перебил капитана де Бельвар и ушел, не дав никаких сведений, ибо считал ниже своего достоинства объясняться со служивыми.

Казалось, графу уступили, но в тот же день в дуврский замок прискакал констебль Дувра с вооруженным до зубов отрядом конников. Кастелян не мог их не впустить, и де Бельвар был вынужден принять констебля.

— Что вам нужно? — раздраженно спросил граф, едва констебль предстал перед ним.

— Мессир, господин канцлер Англии… — начал тот. Де Бельвар крепко выругался.

— Мессир, — вновь произнес констебль, — мы не можем выпустить вас из страны, не удостоверившись, что среди ваших людей не скрываются бунтовщики и предатели, посмевшие нарушить королевский мир.

— Ладно, ладно, — отмахнулся де Бельвар.

— И зря вы, мессир, побеспокоились давеча. Только мне сообщили, что вы прибыли, я тут же приехал, не стоило вам утруждать себя, ездить в порт…

— Идите вы к черту со своими указаниями, что мне следует делать, а что не следует, — остановил излияния констебля де Бельвар.

— Простите, если я проявил дерзость, — уступил констебль. Ему отнюдь не выгодно было затевать ссору. — Значит, мои люди могут расспросить ваших?

— Да, могут, валяйте, делайте, что вам следует, — согласился граф.

— А мне позвольте осведомиться о тех, кто находится рядом с вами, — попросил констебль.

Сначала назвали себя бароны, потом капитаны, оставался только Джованни.

— Бывший епископ Силфорский, — сказал он, когда констебль обратился к нему.

— О, вы? — весьма несдержанно воскликнул констебль. — Вы собираетесь покинуть Англию, мессир?

— Я взял крест еще при покойном короле Генрихе, — начал Джованни.

Вы не можете покинуть страну без особого разрешения, так же как и любой другой епископ, — заявил констебль.

Бывший епископ, — возразил Джованни. — Я еду к Святому Престолу, получить отставку.

— Вы должны осведомить о своем отъезде господина канцлера, облеченного королевской властью в отсутствие нашего сеньора короля, — резко перебил его констебль, своим важным видом олицетворяя возложенную на него миссию охраны, защиты и претворения в жизнь обычаев и законов королевства