тяжелыми коврами голоса, граф оставался все же довольно близко, в нескольких шагах. Что будет, если их начнет разделять не пара ковров, а, скажем, несколько миль, Джованни даже думать не хотел. Голоса стихли. «Доброй ночи, любовь моя», — прошептал Джованни и уснул.

На следующее утро Джованни разбудили довольно поздно. Пришел Арнуль и, помогая Джованни одеваться, рассказал, что граф уже давно на ногах.

— Хозяйство осматривает. Везде ведь нос сунет! Всё хочет знать, как мы тут без него жили. Никому спуску не будет, если что, очень уж у нас сеньор дельный, — разглагольствовал довольный Арнуль.

— Повезло, — засмеялся в ответ Джованни.

Арнуль проводил его в гардеробную, где Джованни приветствовали несколько женщин, престарелая дама и пять девушек разного возраста. Старшие уже вошли в пору, когда время справлять свадьбы, младшие же еще играли в куклы. Джованни смущенно представился и, выслушав заверения Арнуля, что сейчас сюда придет граф, уселся в уголок, ждать де Бельвара. Младшие девочки хихикали, старшие переглядывались, пожилая дама решила развлечь гостя светской беседой и стала расспрашивать о поездке, но разговор не клеился до тех пор, пока не явился наконец граф. Де Бельвар представил Джованни всех дам: старшая леди звалась Матильда Фиц-Роберт де Глостер, она оказалась бабушкой покойной жены де Бельвара, вдовствующей графиней Честерской. Причем говорливая дама тут же ни с того ни с сего заметила, что ее супруг, Ранульф де Мишинье, был хороший человек во всех отношениях, даром, что умер под отлучением.

— Это вот Мод, рукодельница, — де Бельвар подвел к Джованни старшую девушку, — это наша тихоня Мабель, вот Агнесс — сказочница, — девочки опять захихикали.

— По правде говоря, наша Агнесс любит приврать, — заявила вдовствующая графиня.

— Амиция смешливей всех, — продолжал де Бельвар, — а Эвис, младшая, у нас певунья.

И если их всех соединить в одну, получится идеальная женушка, — заключила бабушка Матильда.

Девушки звонко засмеялись. Рассмеялись и другие присутствующие здесь женщины: жена Арнуля, горничные и швеи, рассмеялись и граф с Джованни.

Граф сказал, что на улице очень морозно, и они все утро провели в жарко натопленной гардеробной. Сюда же принесли закуску. Де Бельвар рассказал о съезде в Нортгемптоне и упомянул как бы между прочим о том, что он и Джованни взяли крест, но, кажется, не только сам де Бельвар, но и никто другой не придавал этому обстоятельству ни малейшего значения, настолько все были уверены, что король Генрих не поедет в Палестину, а следовательно, не след ехать туда и графу.

В главную залу спустились только к обеду. За общим столом собрались все рыцари, служившие маркграфу Честера в его замке Стокепорт. Де Бельвар усадил Джованни по правую руку от себя, вдовствующая графиня уселась по левую руку от внучатого зятя.

Обед уже подходил к концу, когда в залу вдруг ввалился совершенно растрепанный рыцарь. Прошлепав грязными сапогами прямо к столу, он схватил первый попавшийся кубок, осушил его и пробормотал осипшим от волнения голосом:

— Меня преследуют! И тут же взялся за еду.

— Я тоже рад тебя видеть, Стив, — с мрачной иронией проговорил граф. — Во что ты опять вляпался?

— За мной гонится шериф Стаффорда, от самого моего дома. Я от него удрал, со вчерашнего дня у меня крошки во рту не было, — принялся объяснять Стив, но из-за того, что говорил он с набитым ртом, почти ничего невозможно было разобрать как следует.

— Сколько их? — спросил граф.

— Человек двести, — ответил Стив. — Ух, и гнал же я. Я в деревне уже предупредил.

На дальнейшие расспросы времени не было, граф поднялся из-за стола.

— Легкие доспехи, — приказал он оруженосцам, — и трубите тревогу.

— Девочки, за мной, — скомандовала вдовствующая графиня.

Итак, граф ушел вооружаться, дамы поспешили скрыться в верхних покоях, рыцари бросились каждый по своим делам, а Стив побежал распоряжаться прибытием крестьян. Джованни остался один, выглянул в одно окно, в другое — нигде никого не было видно. Тем временем весь замок пришел в движение, вернулся граф в легкой кожаной кольчуге, со шлемом под мышкой. Джованни не знал, что ему делать, поэтому пошел следом за графом и его оруженосцами на двор. Здесь уже толпились несчастные поселяне Стокепорта. С башни вторично протрубили тревогу, но до сих пор неприятель не был замечен. Де Бельвар приказал подать ему коня и поехал за ворота, самолично убедиться, что все поселяне благополучно успели укрыться под защитой надежных замковых стен. Так оно и случилось. Почти весь Стокепорт, от мала до велика, хныкал и жался на графском подворье, де Бельвар уже вернулся было назад, когда с башни закричали о приближении неприятеля.

Граф приказал поднимать мост, как вдруг в створе ворот показалась колченогая старушка, из последних сил погоняющая тощую коровенку. Де Бельвар, движимый желанием продемонстрировать Джованни свою рыцарственность, свое великодушное попечение о самом последнем крестьянине, приказал опускать ворота обратно. Он погнал коня вскачь навстречу злополучной корове, схватил животное за рога и потащил на мост. Вооруженный отряд показался как раз с той стороны, с какой находился де Бельвар. Всадники, верно, очень удивились, что замковый мост еще не поднят, и, надеясь вызвать суматоху в воротах, принялись стрелять. Надо же было такому случиться, что одна из пущенных почти наугад стрел, с такого большого расстояния, угодила прямо графу в левый бок. Однако де Бельвар продолжал держаться в седле, старуха со своей коровой были благополучно препровождены внутрь, мост успели поднять. Въехав во внутренний двор замка, де Бельвар покачнулся, к нему тут же подбежали несколько рыцарей, помочь сойти с коня, но графа пришлось не поддерживать, а буквально стаскивать на землю. Встав на ноги, де Бельвар попытался идти сам, но не смог сделать и шага без посторонней помощи. Его подхватили под руки с обеих сторон и отвели наверх, в спальню.

Джованни поплелся следом, бледный как полотно, стискивая руки и бормоча бессвязные молитвы. Возможно, его прогнали бы из графской спальни, но здесь распоряжался Арнуль, который, едва заметив Джованни, подозвал его к себе.

— Ох, графу плохо, — доверительно прошептал капеллан.

Джованни опустился на колени у изголовья кровати, Арнуль сунул ему в руки влажное полотенце, Джованни отер де Бельвару взмокший лоб. Граф крепился, старался не терять сознание. Арнуль приказал держать его и принялся резать твердокожую кольчугу. Граф принялся ругаться на чем свет стоит. Ругался и Арнуль.

— Дьявольщина, она не вышла, мессир, она застряла! — Арнуль остановился отдышаться и с ненавистью вперил уничтожающий взгляд в проклятую стрелу, но каким бы испепеляющим ни был этот взгляд, стрела не исчезла словно злобный дух, не пропала как наваждение.

— Так тащите! — прорычал де Бельвар.

Арнуль разорвал на графе одежду, вдохнул, выдохнул, опять просил держать графа покрепче, даже позвал еще пару рыцарей на помощь, схватился за стрелу обеими руками, скомандовал:

— Задержите дыхание, мессир! — и сломал древко.

Де Бельвар едва не потерял сознание, но тут ему на глаза попался виновник всего происходящего, жавшийся в углу, Стив.

— А ну иди сюда, подлый негодяй, — потребовал де Бельвар. — Слушай меня, мерзавец. Закрыться в замке, никого не впускать и не выпускать, ничего не предпринимать. И только попробуй ослушаться, я прикажу тебя вздернуть, — тут де Бельвар заскрежетал зубами, потому что Арнуль, пользуясь тем, что граф отвлекся, со всей возможной ловкостью сделал ему надрез на боку и попытался вытащить стрелу.

— Вздерну тебя с превеликим удовольствием, клянусь святыми угодниками, — продолжал граф,