больше. Не ушел никто, а Женя начал звонить каждый вечер и отчитываться в том, кто и что за этот день сделал. Орден, до ареста Стаса пусть даже редкой, но все же прочной цепью охватывавший почти всю Россию, теперь распался на отдельные ячейки. Где-то не смогли удержаться и они, разбежавшись и прекратив общение. Где-то группы остались, но практически прекратили любую деятельность, оставшись просто дружной компанией. Где-то и остались, и не прекратили, но либо действовали сами по себе, не координируясь ни с кем, либо примкнули к группе Алисы. К Алику не присоединился никто. Хотя от нескольких человек пришли письма, в которых они говорили, что не верят в виновность Стаса, но хотят продолжать работать, а работать можно только в группе. Группа же – с Алисой. Кому-то Алик поверил, кому-то нет. Одно он знал точно: даже если уйдут все, он останется. Пускай один, но останется. Стас показал ему слишком многое, чтобы Алик мог его оставить. – Хорошо, Жень, ты молодец на самом деле. Не пойму, когда ты только успеваешь столько всего делать? – Так я ведь не один, – покраснел Алфеев. – Это не только я делаю, это, так сказать, совместное. – В таком случае, вы все молодцы. Передай им от меня благодарность, хорошо? И скажи, что послезавтра я всех жду на встречу. – Обязательно. Ты это, держись… – Женя, со мной все в порядке. Правда. Все, завтра позвони, договорились? – Конечно. – Удачи тебе, – Алик кликнул «окончание разговора», и тяжело вздохнул. Больше всего он устал от жалости. От знакомых и родственников, прячущих глаза, от соорденцев, неумело, но искренне выражавших сочувствие. От вопросов «как ты себя чувствуешь», пожеланий «ты держись», «выздоравливай», от фальшивых обещаний «ты обязательно поправишься», «все еще будет хорошо», «врачи творят чудеса». Может, и поправится – но не он. Может, и будет – но не у него. Может, и творят – но не для него. Нет, Гонорин не отчаивался. Он невероятно быстро свыкся с осознанием произошедшего. А теперь Женька даже сумел придумать, куда деть беспомощного калеку, чтобы тот не ощущал себя бесполезным и даже был при деле. Алик коснулся пальцами пульта управления на подлокотнике. Кресло послушно отъехало от компа, развернулось, медленно подползло к окну. Он протянул руку, с трудом дотягиваясь до кнопки на стене – жалюзи, тихо шелестя, поднялись. За окном была серебристая ночь и необычайно яркие звезды, и молочно-белый изгиб полумесяца в жемчужном небе. Алик чуть запрокинул голову, стараясь охватить взглядом всю бескрайнюю свободу над городом. Это ничего, что он больше никогда не сможет ходить, ничего. Он все еще может летать…
V. III.
Я пытался быть справедливым и добрым,
И мне не казалось не страшным, ни странным,
Что внизу на земле собираются толпы
Пришедших смотреть, как падает ангел.
– Высота – двести восемьдесят сантиметров, при площади шестьсот пятьдесят на четыреста двадцать… Черт, почему бы им сразу не написать, что площадь двадцать семь целых и три десятых метра… Как же ему надоело за этот невероятно длинный день подсчитывать количество пластибетонных блоков в одном из домов нового жилого комплекса, проект которого сейчас делал их тридцать второй отдел! За первую половину дня, до обеда, он вместе с напарником, молодым парнем из того же барака, успел пересчитать один дом и сдать результаты. Правда, на обеде Третий тихо шепнул ему, что не стоит так разгоняться: судить будут по лучшему результату, а все, что будет сделано медленнее, могут и отлыниванием от работы объявить. Его правоту Стас осознал в полной мере, когда после обеда, уже порядком уставший за семь часов однообразной работы, несколько раз поймал на себе недовольный взгляд начальника смены. Цифры почему-то не сходились. То есть, они сходились, но очень уж отличались от тех, что были получены до обеда. Ветровский тяжело вздохнул, заново запустил программу, дважды перепроверив все данные – нет, все правильно. Значит… – Десятый, – хриплым от волнения голосом позвал он. – Перешли мне еще раз данные по проекту, который мы сдали перед обедом. – Сейчас… все, лови. Стас запустил программу, очистил окна данных, заново ввел все сам, нажал старт. Комп тихо загудел, обрабатывая информацию, потом выдал результат. Ветровский почти минуту с ужасом смотрел на строчки отчета. – Что там, Седьмой? – спросил ни о чем еще не догадывающийся Десятый. Ошибка при вводе данных. Одна-единственная ошибка, закравшаяся по вине раба, решившего, что перепроверять незачем. Уже отправленный срочный документ, на информацию из которого уже ориентируются при заказе материалов. Объективно – не страшно. Для корпорации. Отменят или переоформят заказ. Но ошибившегося не ждет ровным счетом ничего хорошего. – Ты ошибся при вводе данных, – очень тихо сказал Стас. Десятый вздрогнул, уставился на напарника расширившимися от ужаса глазами. – Что тут у вас? – недовольно поинтересовался подошедший Четвертый. – Я ошибся при вводе данных… – еле слышно прошептал Десятый, отступая на шаг. Расслышали его почему-то все. Ветровский, терзаемый отвратительным предчувствием, заозирался в поисках начальника смены – он должен, если что, вызывать охрану и вообще следить за порядком, но начальника почему-то не было… – Так в чем проблема? – Четвертый еще не понял масштабов катастрофы. – Переделай, и быстро! – Это было в отосланном отчете… – Что?! Стало очень тихо. Стас впервые в жизни видел, как наливаются кровью глаза, как багровеет толстая, бычья шея. Четвертый судорожно сжимал кулаки. – …, урод такой, ты, …, понимаешь вообще, … …, … твою мать, как ты, …, нас всех подставил? – проревел он. Парень задрожал, со страхом глядя на разъяренного Четвертого. – Я не… – Да мне …, что ты «не»! Из-за тебя нас всех так …! Да я тебя, …, сейчас … прямо здесь! – он угрожающе двинулся к Десятому, тот отступал, а Четвертый приближался, и каждый понимал, что он готов сейчас действительно убить, и ему будет все равно, с кем и что за это сделают… – Четвертый, остановись! – Стас ринулся вперед, но старший барака легко перехватил его за плечо, с силой толкнул. – Не лезь! А ты, щенок, иди сюда… С прытью, какую сложно было заподозрить в широком и грузном, похожем на медвежье теле, Четвертый прыгнул вслед за Десятым, и в прыжке достал-таки парня. Сгреб за грудки, вздернул в воздух. – Из-за тебя нас всех здесь сгноят! – ревел Четвертый, совершенно уже не осознавая, что сам он сейчас подставляет барак куда сильнее. Его огромная лапища сомкнулась на горле паренька, который, оцепенев от паники, только и мог, что смотреть и разевать рот, будто в попытке что-то сказать. Ветровский не обдумывал свои действия, не просчитывал последствия – он просто бросился вперед и ударил Четвертого в челюсть. Ногой. Все же, не зря посещал все орденские тренировки. – Это еще что за …? – громила повернулся, выпуская Десятого, и резко перехватил Стаса за руку, стиснул запястье. Хватка у него была не менее медвежьей, чем тело. Молодой человек рванулся, пытаясь увернуться от второй руки, тянущейся к шее, но не успел. Стальные пальцы сжимали его горло, а он пытался отодрать от себя эту безжалостную смерть и смотрел в совершенно безумные, полные жажды убивать, глаза. Внезапно Четвертый вздрогнул, ослабил хватку – Стас скосил глаза и увидел, как Восьмой с некоторым удивлением смотрит на обломок какой-то массивной деревяшки, оставшийся в его руке. Пользуясь моментом, Ветровский пнул Четвертого в коленную чашечку – тот вскрикнул, разжал пальцы. Восьмой метнулся в сторону, Четвертый – за ним, уже забыв про двух первых недобитков… Стас перепрыгнул через стол, уже видя, что Четвертый сбил Восьмого на пол сильным ударом, а дверь, кажется, начинает открываться, там охрана, сейчас они будут здесь, но Четвертый уже занес над своей жертвой схваченный с ближайшего стола тяжеленный дизайнерский монитор, и через мгновение с силой швырнет его на голову, и будет кровь, осколки костей, размазанные по полу мозги… Он не успел подумать. Как, впрочем, и всегда. Инстинкты, помноженные на тренировки, сами швырнули тело вперед и в сторону, он всем весом ударился в Четвертого, монитор с грохотом рухнул на пол совсем рядом с Восьмым. Стас оказался на полу, а Четвертый все еще падал, он удивительно долго падал для такой тяжелой туши… Шум от падения монитора был несравним с грохотом, который вызвало падение медведеобразного громилы. Затрещали вырываемые провода, обрушился принтер, разлетелся на кусочки чей-то экран, Четвертый заревел – воистину, как раненый медведь, заворочался, пытаясь встать, но вокруг были сплошные провода, под ним и на нем. Он схватил какой-то кабель, рванул, бросил, рванул еще один… Вспыхнуло, заискрилось. В тот же миг погас
