– О том, что случилось с тридцать два-шестнадцать-четыре? – предположил Ветровский. – О! Точно! Скажи, зачем ты его убил? – Он свихнулся и пытался убить меня, Десятого и Восьмого. Это была самозащита. – Свидетели показали, что ты бросился на него тогда, когда тебе уже ничего не угрожало. Зачем? – Он собирался убить Восьмого. Уронить ему на голову большой монитор. – Но тебе-то какое до этого дело? Стас посмотрел в глаза собеседнику. Прикурил новую сигарету, затянулся. И ответил: – Если бы он убил Восьмого, а его самого куда-нибудь забрали бы, наш десяток потерял бы двоих. А работы давали бы по- прежнему на десятерых. Так десяток потерял только одного. – Ты так уверен, что тебя вернут туда же? – Меня только вчера привезли. Я не успел отработать даже еду и крышу над головой, не говоря уже о той сумме, которая уплачена за меня государству. А в том отделе и том бараке я на самом полезном для корпорации месте. Так что я считаю, что вы вернете меня обратно. Больше того, я надеюсь, что вы поймете, какую пользу я оказал корпорации, устранив опасность, и даже не станете меня за это наказывать. – Ты быстро учишься, это хорошо. Но скажи, как же мне быть со стоимостью оборудования, которое ты перепортил? – наглость заключенного почему-то совершенно не шокировала начальника над рабами. – Гм… полагаю, вы повесите их на меня. И продлите срок заключения на столько лет, за сколько я мог бы отработать эти деньги, работая по самой низкой ставке. – Верно. Тебе обидно? – Нет. Я еще не успел осознать, что это значит. Мне восемнадцать, и лет до тридцати я буду свято верить, что обязательно выживу и выйду на свободу. Кстати, я и сейчас в это верю. – Все вы верите… первые полгода-год. Не пойму только, если так хотите быть свободными – зачем попадаетесь? Вот ты: ведь не мог не знать, что бывает за нарушение закона. Зачем нарушал? Стас выпустил дым в потолок, отпил чаю – все еще горячего. – Меня подставили, – спокойно ответил он. Аркадий Венедиктович посмотрел на него и рассмеялся. – Как ты думаешь, сколько раз я слышал такие слова? Я не суд, где ты мог доказывать свою невиновность. Мне все равно. – Самое смешное, что меня действительно подставили. Вы не пробовали заглянуть в копии материалов по моему делу? Меня осудили за использование поддельных документов и распространение запрещенной литературы. На пять лет. Вам не кажется, что впаять максимальный срок за эти преступления, при условии, что у меня был абсолютно весь набор смягчающих обстоятельств, включая чистосердечное признание на суде, можно только из-за указания сверху? – Хм… пожалуй, ты прав. Вот только для тебя это ничего не меняет. – Аркадий Венедиктович, зачем вы меня сюда позвали? – в лоб спросил Стас. – Для чего? Слабо верится, что вы хотели поговорить о моей нелегкой судьбе. – Мне непонятны твои мотивы, – честно признался Новомирский. – Я не могу понять, что тобой движет, и из-за этого не могу понять, чего от тебя ждать. Знаешь, здесь на самом деле безумно скучно. Из всех развлечений – прибывающие новички, да и те очень быстро становятся такими, как все. Это поначалу пытаются рыпаться, нарушают правила, иногда с кем-то и поговорить можно… хотя это редкость, конечно. Многие попадаются на провокации, и за ними забавно наблюдать… Недели две, иногда – три. А ты как-то выбиваешься из этой общей массы. И мне интересно. Ты знаешь, что все, происходящее в здании, фиксируется сотнями камер? Так вот, я трижды просмотрел запись сегодняшнего инцидента. Ты мог остаться в стороне. Корпорация не пострадала бы, прибей Четвертый этого идиота, который перепутал данные в отчете. При всех его минусах, Четвертый – неплохой специалист, он получил бы очередное продление срока, наказание и повышение. Не сразу, только через пару недель – но получил бы. И очень быстро отработал бы стоимость погибшего раба. Зачем ты влез? Тебе ничто не угрожало. Стас потянулся за третьей уже сигаретой. Вытащил из пачки, покрутил в пальцах, помял. – Я сомневаюсь, что вы способны понять мои мотивы, – сказал он наконец. – Это слишком непривычная для вас плоскость мышления. – Все же попробуй объяснить. – Вы сравниваете всех по уровню полезности для корпорации. А я на вашу корпорацию и вашу выгоду клал очень большой и толстый …, понимаете? У меня совсем другие критерии. Я видел, как большое животное угрожает человеку. Мне плевать, сколько ошибок совершил Десятый, мне плевать, сколько из-за него потеряет корпорация. Я просто видел, что он – хороший парень. А Четвертый был плохим парнем, готовым идти по чужим головам и рвать глотки за лишний кусок пирога. Выбирая между плохим и хорошим, я выбрал хорошего. Потому и влез. – Идеалист, значит? – Аркадий Венедиктович покачал головой. – Печально… – Почему же? – Потому что идеалистов надолго не хватает. Понимаешь ли… Ладно, зайдем с другой стороны: ты читал тюремные правила? Каждый запрет имеет смысл. Каждый из них нарушается и достаточно часто. Они для того и созданы, чтобы заключенные их нарушали, а мы могли продлять нарушителям срок. Очень выгоден запрет на имена – новички запросто набирают по полгода дополнительного срока за первый месяц заключения. Или, опять же, запрет на секс и мастурбацию. Во многих корпорациях работников кормят препаратами, сильно снижающими либидо. Мы этого не делаем, больше того – мы провоцируем наших работников на насилие, раз в месяц дразня их возможностью провести час с проституткой. В итоге – сексуальное насилие становится нормой. Если кто-то слишком много ерепенится, не желая ломаться и подчиняться, и из-за него страдает весь барак – рано или поздно его отымеют. Корпорации – сплошная выгода: срок продлят всем, и участникам, и недонесшим. Я тебе не просто так это рассказываю. Как думаешь, долго ты продержишься со своими идеалами, если твои соседи по бараку, которых ты уже считаешь через одного «хорошими парнями», тебя вечером чуть придушат подушкой, свяжут, засунут тебе в рот твои же трусы, и … всем составом? А они это сделают, если им только намекнуть и пообещать чуть-чуть награды. За один лишний выходной сделают, поверь мне. Я не первый год здесь работаю. Я умею ломать таких, как ты. Сложно ломать только тех, кто ни бога, ни черта не боится, кого ничем не испугаешь. Их можно в любой грязи вывалять, они встают, отряхиваются, и продолжают идти вперед. Но таких, к счастью, мало. А ты… ты, быть может, сломаешься уже сегодня. Но мне будет интересно посмотреть. – Посмотрите, – пожал плечами Стас. – Возможно, мне повезет развлекать вас дольше, чем вы предполагаете. – Мне бы этого хотелось. – Я не обещаю, что развлечение вам понравится. – Угрожать мне – смешно в твоем положении. – Я не угрожаю. Ни в коем случае не угрожаю. Просто я не собираюсь гнить здесь вам на потеху и стать последователем герцога для меня вполне… заманчиво. – Какого герцога? – непонимающе нахмурился Аркадий Венедиктович. – Да так… был персонаж в одной хорошей книжке. – Часом не той, которую вы распространяли? – Нет, что вы. Совсем другой. Хотя я не уверен, что она не запрещена – нынче все хорошие книги запрещены. А что касается той, которую я распространял… не дадите на минутку лист бумаги и ручку? – получив требуемое, он быстро написал адрес в сети. – Вот здесь лежит, к примеру. Пароль на бумаге. Раз уж я за это уже сижу, так почему бы не пораспространять? – Благодарю, на досуге ознакомлюсь. Даже интересно стало. Только не боитесь ли, что я сдам этот сайт полиции, и они накроют тех, кто на него заходил с паролем? – Нет. Это одна из резервных копий, кроме меня, никто не знает ни адреса, ни пароля. Так что не утруждайте себя обращением в полицию. Меня вы уже получили на неопределенный срок… – Ну почему же неопределенный? Вполне себе определенные восемь лет… – Уже восемь? – Стас чуть прикусил губу. – Значит, стану последователем герцога. Кстати, хотел спросить, раз уж представилась возможность: вы получили мое прошение о разрешении обучения? – Да, и даже удовлетворил его. – Вы могли бы быстрее и успешнее меня сломать, лишив даже такой возможности занимать досуг, – насмешливо заметил Ветровский. – Тогда мне быстрее стало бы скучно. Так что учитесь на здоровье, Станислав. А сейчас… боюсь, пока мы тут с вами чаи пьем, ваши товарищи по бараку уже заждались вас в комнате для наказаний. Да и исполнитель наказаний, небось, заскучал – может и поразвлечься в ожидании вас. Все же вы плохой идеалист, Станислав. Товарищи из-за вас страдают, несколько часов назад вы человека убили – а сейчас пьете со мной чай как ни в чем ни бывало. Нехорошо… Стас стиснул зубы. Незримый щит, что он воздвиг между собой и своими эмоциями, истончался на глазах, еще немного – и рухнет, и что тогда будет. И даже подумать страшно, что тогда будет. Нет, пока что надо держаться. Не показывать. – В таком случае, если вы не против, я откланяюсь, – шутливо поклонился Ветровский. – Негоже заставлять ждать многоуважаемого исполнителя наказаний. Когда Стаса выводили из кабинета, он успел украдкой обернуться и взглянуть на Новомирского. Тот смотрел вслед «гостю» с нескрываемой досадой. Молодой человек мысленно улыбнулся: по крайней мере, этот раунд он не проиграл. Главное сейчас – выдержать наказание. Что там будет? Нет, нет, не стоит об этом думать раньше времени. Любопытнее другое – какое действие окажет на Аркадия Венедиктовича прочтение книги?.. Комната для наказаний оказалась длинным узким помещением. По всему периметру стен, за исключением двух дверей и почти плоского шкафа с дверцами-купе, тянулась блестящая металлическая полоса. Возле шкафа стояли стул и стол с раскрытым ноутбуком, из динамиков раздавались крики, хрипы, стоны, звуки выстрелов и взрывов – в ожидании «клиента» исполнитель наказаний, а попросту – палач, развлекался крошением в фарш солдат компа-противника, детально прорисованных людей. Стас вспомнил, какое действие подобные игры могут оказывать на эмоциональное состояние игрока, и содрогнулся. Все обитатели шестнадцатого