дорого. Эти теоретики делают очевидный для них вывод: рынок склонен производить неэффективно малый объем информации, что оправдывает вмешательство государства, когда выгоды превосходят издержки на отслеживание ситуации и пр. (Grossman and Stiglitz, 1980).
Как мы отметили в?начале этой книги, с?позиции австрийской школы, принципиальной проблемой обоих подходов является то, что они рассматривают информацию как нечто объективное, как если?бы информация где-то «хранилась» (хотя порой никто не?знает где). В? отличие от теоретиков двух неоклассических направлений, австрийцы полагают, что информация, или знание, всегда субъективна и не?может быть данной, потому что предприниматели постоянно ее создают или порождают в?ходе выявления возможностей прибыли, что происходит, когда в?непрерывно меняющейся конфигурации рыночных цен находят незамеченные прежде рассогласованность или нескоординированность. Таким образом, предпринимательская информация не?может распределяться с?учетом издержек и выгод, потому что, пока предприниматели ее не?откроют, ее ценность никому не?известна. Более того, раз невозможно осуществить максимизирующее распределение (с учетом издержек и выгод), весь предлагаемый чикагской школой анализ информации рассыпается как карточный домик.
К?тому же, пока свободное предпринимательство осуществляется без помех или запретов, нет оснований полагать, что рынок «недопроизводит» информацию, потому что отсутствуют критерии, по которым можно было?бы оценить, насколько объем информации, реально создаваемой рынком, меньше «оптимального». Здесь непосредственно применим австрийский анализ теоретической невозможности социализма, в?соответствии с?которым надзорный орган никогда не?сможет превзойти творческую предпринимательскую способность экономических агентов, являющихся главными движущими силами рыночных процессов. Как известно, падре Хуан де Мариана еще в?период испанского золотого века провозгласил, что слепой не?может быть поводырем зрячих (даже если зрение последних «несовершенно» или они видят только одним глазом).
Второй пример, помогающий понять австрийское предложение,?— это разные теоретические предположения ученых относительно рынка труда. Как известно, теоретики чикагской школы неоклассической макроэкономической теории подвергли резкой критике иррациональность кейнсианского допущения о?том, что ставки номинальной заработной платы негибки к?понижению. Мы уже видели, что члены чикагской школы рассматривают существующее на рынке неведение как, по определению, «оптимальное». Иными словами, безработный остается безработным, потому что предпочитает продолжить поиск более подходящей работы, чем принять то, что ему предлагают, откуда делается вывод о?том, что на реальном рынке не?может существовать вынужденной безработицы. Они также делают вывод о?существовании экономических циклов, оказывающих влияние на занятость, причиной чего может быть либо ряд неожиданных изменений объема денежной массы, мешающих агентам четко отличать происходящие по реальным причинам изменения относительных цен от порождаемых инфляцией изменений общего уровня цен (Lucas 1977), либо просто внезапное появление внешнего предложения, или реальных шоков (Kydland and Prescott 1982).
Со?своей стороны, неокейнсианцы (Shapiro and Stiglitz 1984; Salop 1979) разработали разные модели безработицы в?состоянии равновесия, основанные на максимизирующем поведении агентов, действующих в?окружении, в?котором подтверждается гипотеза «эффективной заработной платы». Согласно этой гипотезе, не?производительность определяет ставки заработной платы, а, наоборот, ставки заработной платы определяют производительность. Иными словами, чтобы поддерживать заинтересованность своих работников, предприниматели устанавливают ставки заработной платы на слишком высоком уровне, при котором рынок труда не?расчищается. И?в?этом случае, с?позиций динамической австрийской концепции рынка, оба подхода совершенно неадекватны. Считать, как это делают чикагские теоретики, всю безработицу «добровольной» крайне нереалистично, поскольку тем самым предполагается, что реальные процессы координации, образующие суть рыночного процесса, уже завершены, а?потому достигнуто и конечное состояние покоя, описываемое моделью равновесия. На?самом деле реальный рынок пребывает в?постоянном состоянии неравновесия, и даже при отсутствии институциональных ограничений (законы о?минимуме заработной платы, вмешательство профсоюзов и пр.) вполне возможно, что многие люди, которые были?бы рады работать на определенных предпринимателей (а те с?радостью приняли?бы их на работу), остаются безработными, и им так и не?суждено встретить этих предпринимателей, а?если они и пересекутся, то не?сумеют воспользоваться взаимовыгодной возможностью заключить договор о?найме?— просто в?силу недостатка предпринимательской бдительности.
Что?же касается теоретиков гипотезы «эффективной заработной платы», представление о?том, что в? отсутствие юридических или профсоюзных ограничений состояние вынужденной безработицы может?— из-за «эффективной заработной платы»?— длиться сколь угодно долго, прямо противоречит предпринимательскому желанию нанимателей и наемных работников получать прибыли и избегать убытков. В?самом деле, если?бы рабочие потребовали слишком высокую заработную плату и, как следствие, не?смогли?бы найти работу, они снизили?бы свои требования; точно так?же и в?случае предпринимателей: если?бы кто-то переплачивал своим рабочим, чтобы они были довольны, а?позднее?бы