— Мне часто снится, как мы все переставляем.

— Да, именно. А когда мы все разрушим, когда холст очистится…

— Тогда мы начнем заново. Наплевать, что Рим не сразу строился. И даже на то, как восстанавливали Германию. Все будет иначе: просыпаемся, стираем весь мир до фундамента, или даже еще глубже, а потом, часам к трем дня, создаем новый.

— К трем?

— Да, к трем или к четырем; зависит от времени года — чтобы дневного света хватило. Я думаю, кое-что реально можно сделать. Представь: если сто миллионов человек, да нет, больше, гораздо больше, если брать по всему миру, то должно набраться миллиарда два таких людей, как мы, правда?

— Два милли…

— Конечно. Надо просто взять и сказать этим людям: отныне мы каждый день творим мир с нуля.

— Хочешь сказать, мир, в котором больше справедливости и равнопра…

— Да, конечно, и справедливости, и равноправия, но тут не политика с экономикой… вернее, не только они… Весь смысл в этом чувстве, которое… Вот представь себе, ты гуляешь по руинам. Это же фантастика, правда? Руины не в смысле, что там везде лежат трупы и так далее; нет, просто руины, когда все распалось и очистилось, так что каждый день остается только пустой, первозданный пейзаж; кстати, понадобится куча грузовиков и поездов, чтобы все это вывозить куда-нибудь — в Канаду, например…

— И каждый день все начинается с нуля; все приходят и говорят, допустим: а давайте-ка вот тут будет, ну, скажем, мягкий бегемот пятисот футов в вышину, а вон там, у горы, пускай стоит какая-нибудь, блин, огромная… ну тоже какая-нибудь дура.

— Да-да, правильно. Но что-нибудь надо придумать, чтобы все делалось быстрее, чтобы все было немножко легче, чем сейчас, — в смысле строить и так далее; тогда понадобятся, например, огромные роботы, что-то в этом роде.

— Ну да, только роботы.

— Кстати, я совершенно серьезно.

— Я тоже. Я с тобой.

— У нас все получится.

— Конечно.

— Надо всех заинтересовать.

— Даже обсосов.

— Джона.

— Правильно. Удачи ему.

— Ага. Знаешь, что он сегодня вечером рассказывал?

— Ты его видел?

— Ну да.

— Я обещала ему позвонить.

— Он, говорит, только что прошел какой-то тест, типа на профпригодность, чтобы ему сказали, кем ему надо работать, — вот так ему объяснили, как он должен жить…

— О господи.

— Вот дикость.

— Надо что-то с ним сделать.

— Вдохновить его.

— Его и всех остальных.

— Собрать всех.

— Всех на свете.

— Ждать больше нельзя.

— Обратимся к массам.

— Медлить — преступление.

— Прохлаждаться нельзя.

— И ныть.

— Мы обязаны быть счастливыми.

— Это будет очень трудно — не быть счастливыми.

— Надо будет постараться, чтобы не быть счастливыми.

— Мы должны выполнить долг.

— Нам очень много дано.

— У нас есть, с чего начинать рисковать.

— И страховка на всякий случай.

— Это уже очень много.

— Мы живет в замечательном месте в замечательное время.

— Что изумительно и вообще редкость.

— Исторически почти беспрецедентно.

— Мы должны делать необычайные вещи.

— Просто обязаны.

— Будет гнусно, если мы этого не сделаем.

— Нам надо воспользоваться тем, что у нас есть, и объединить всех людей.

— И постараться никого не раздражать.

— Да. Отныне и навсегда.

Я говорю ей, как это забавно, что мы об этом разговариваем, потому что уже сейчас я занимаюсь тем, что меняю мир, и вообще на полпути к созданию того, что именно для того и придумано, что вдохновит миллионы на великие дела: мы со школьными друзьями — с Муди и еще двумя, Флэггом и Марни — организуем такое, что сметет все предубеждения, поможет сбросить оковы ложно понятого долга, отвергнуть бессмысленные карьерные ценности, и мы заставим или, по крайней мере, убедим миллионы людей жить более неповторимой жизнью, совершать [я встаю, чтобы усилить эффект] совершать необыкновенные дела, путешествовать по миру, помогать другим, начинать, и заканчивать, и строить.

— И что же такое вы готовите? — интересуется она. — Политическую партию? Демонстрацию? Революцию? Государственный переворот?

— Журнал.

— А… Ну да…

— О да, — говорю я, глядя на океан и внимая его аплодисментам. — У нас очень серьезные планы, у нас где-нибудь будет огромный дом или чердак, и там мы устроим художественную галерею, и еще, может, общагу…

— Как на «Фабрике»!

— Только без наркотиков и трансвеститов.

— Именно. Коллектив.

— Движение.

— Армия.

— Без исключений.

— Без различия рас.

— И полов.

— Юность.

— Сила.

— Потенциал.

— Возрождение.

— Океаны.

— Огонь.

— Секс.

Наши губы оказываются совсем близко. О эти разговоры о перспективах и новых мирах… Когда мы начинаем целоваться, то сидим прямо, и сначала мы целуемся, как друзья, с открытыми глазами, почти