Они расстались, и когда Ланнон и Хай оглянулись, они увидели уходящую на восток извивающуюся колонну армии дравов, солнце блестело на их шлемах и копьях.

– Наша восточная граница в безопасности еще на пять лет, – с удовлетворением объявил Ланнон.

– Или пока принцы не передумают, – заметил Хай.

– Нет, Птица Солнца. Они соблюдают договор, это в их интересах. Поверь мне, старый друг.

– Конечно, верю, – ответил Хай.

По возвращении в Зенг-Ханно собрались легионы и началась подготовка к планируемому Ланноном походу через большую реку.

Легион Хая был среди избранных, и Хай много времени проводил среди жрецов-офицеров. Они вместе обедали в его роскошных помещениях в храме Баала. Хай пригласил на обед и преподобную жрицу Астарты и предложил великолепный выбор блюд, потому что накануне охотился; были пригтовлены мясо, цыплята и рыба, приправленные специями, купленными у дравов, А сады Зенга предоставили свои лучшие фрукты и вина.

Почетным гостем на обеде был Ланнон, все были увенчаны цветами и раскраснелись от вина.

– Преподобная мать, – обратился к верховной жрице Астарты один из жрецов Хая, красивый молодой повеса по имени Бакмор. – Правда ли, что среди ваших послушниц обнаружилась новая пророчица, которая сможет заменить госпожу Имилце, умершую от лихорадки два года назад?

Преподобная мать своими старыми мудрыми глазами взглянула на молодого офицера. Кожа у нее мягкая и хрупкая на вид, волосы пушистые, седые. Руки тонкие и тоже бледные, похожие на руки скелета, переплетенные голубыми венами. До сих пор она сидела молча, отчужденная от веселья пирушки.

– Правда, что одна из храмовых послушниц проявляет мудрость и сообразительность, не соответствующие ее возрасту и подготовке, правда также, что она побывала за завесой и произнесла пророчество, но мы еще не решили посылать ее верховному жрецу для испытания.

– Значит, есть сомнения, преподобная мать? – настаивал Бакмор.

– Сомнения всегда есть, сын мой, – ответила жрица осуждающим тоном, и молодой человек сел, испытывая смущение.

– Я слышал об этом, – заметил Хай с интересом. Два года жречество обходилось без оракула, и подходящую кандидатуру искали очень тщательно. Плата за откровения и пророчества составляла значительную статью храмового дохода, были и политические причины, почему Хай торопился найти замену госпоже Имилце.

– Простите, святой отец. Я собиралась обсудить с вами этот вопрос наедине, – сказала верховная жрица, но тут к обсуждению присоединился Ланнон.

– Пошлите за девкой, – сказал он голосом, хриплым от вина. Жрица застыла от этого выражения. – Пошлите, пусть развлечет нас своими пророчествами.

– Мой господин, – хотел возразить Хай, но Ланнон отбросил его возражения и повысил голос.

– Пошлите за пророчицей, пусть скажет, чем закончится наш поход на север.

Хай повернулся к жрице с извиняющимся выражением.

– Царь приказывает, – сказал он, и жрица склонила голову и шепотом что-то сказала стоявшему рядом рабу. Раб вышел из зала.

Когда она вошла, смех и громкие голоса стихли, все с любопытством смотрели на нее. Высокая девушка с сильными руками и ногами. На ней длинное зеленое платье храмовой послушницы, которое оставляет обнаженной левую руку, кожа, гладкая и блестящая, светится в огне ламп. Волосы темные и мягкие, они облаком опускаются ей на плечи. На выпуклом лбу золотой полумесяц – эмблема Астарты, он висит на золотой цепочке, в ушах серьги – два маленьких солнечных камня, блестящие, как звезды на небе.

Глаза у нее зеленые, и их цвет напомнил Хаю бассейн Астарты в пещере ее храма в Опете. Губы полные и слегка дрожат, выдавая возбуждение от этого неожиданного вызова, на щеках красные пятна. Однако манеры у нее спокойные и сдержанные, она с достоинством приблизилась к тому месту, где сидел Хай. Он заметил, что она очень молода.

– Молись за меня, святой отец, – приветствовала она его и склонила голову. Хай жадно рассматривал ее, тронутый непосредственностью и достоинством.

– Приветствуй царя, дитя мое, – прошептал он, и девушка повернулась к Ланнону. Пока она приветствовала царя, Хай продолжал ее рассматривать.

– Как тебя зовут? – спросил он, девушка повернулась к Хаю и взглянула на него своими зелеными глазами.

– Танит, – ответила она. Древнее имя, которое богиня носила во времена Карфагена.

– Красивое имя, – кивнул Хай. – Оно мне всегда нравилось. – Девушка улыбнулась ему. Улыбка застала его врасплох, теплая и вдохновляющая, как восход Баала.

– Ты очень добр, святой отец, – сказала она, улыбаясмь, и Хай Бен-Амон влюбился. Он почувствовал, как проваливаются его внутренности. Он смотрел на Танит, неспособный заговорить, чувствуя, как горячая кровь ударила в щеки, отчаянно пытаясь найти нужные слова и не находя их.

Ланнон нарушил колдовство, крикнув рабу: «Принеси подушку». Танит усадили перед царем и жрецами.

– Произноси пророчество, – приказал Ланнон, наклонившись к ней и тяжело дыша, лицо его покраснело от вина. Танит спокойно смотрела на него со слабой улыбкой на губах.

– Если это в моей власти, я сделаю тебе пророчество, господин, но тогда возникнет вопрос о плате.

– Какова плата? – спросил Ланнон, лицо его вспыхнуло сильнее от приближающегося гневного приступа: он не привык к такому обращению.

– Святой отец, не установишь ли ты плату? – спросила девушка, и тут дьявол дернул Хая за язык.

– Сто пальцев чистого золота, – сказал он, прежде чем понял смысл сказанного. Огромная плата, к тому же вызов Ланнону: теперь ему придется или отступить, или платить. Танит снова улыбнулась, на щеках ее появились ямочки, она спокойно выдержала гневный взгляд Ланнона. Хай неожиданно понял, что подвергает девушку серьезной опасности. Ланнон не простит этого происшествия, и Хай поторопился дать ему возможность отступить.

– За эту плату Великий Лев может задать столько вопросов, сколько пальцев у него на руке.

Ланнон колебался. Хай видел, что он все еще сердится, но поправка Хая его слегка смягчила.

– Сомневаюсь, чтобы мудрость ребенка столько стоила, но мне интересно испытать эту девку, – сказал Ланнон, и видно было, что ему нисколько не интересно. Он взял чашу с вином и стал жадно пить, потом вытер бороду и посмотрел на Танит.

– Я отправляюсь на север. Скажи, чем закончится поход, – приказал он, и Танит удобнее устроилась на кожаной подушке, расправив свое зеленое платье. Она слегка склонила голову, ее зеленые глаза, казалось, смотрят внутрь. Гости затихли и с ожиданием смотрели на нее. Хай заметил, что щеки ее побледнели, вокруг губ появилась белая полоска.

– Будет богатый урожай, – хрипло, неестественным монотонным голосом произнесла Танит, – больше, чем ожидает или осознает Великий Лев.

Гости зашевелились, глядя друг на друга, шепча, обсуждая ответ. Ланнон нахмурился.

– Ты говоришь об урожае смерти? – спросил он.

– Ты понесешь с собой смерть, но она вернется с тобой, неизвестная и тайная, – ответила Танит. Предсказание неблагоприятное, молодые офицеры забеспокоились, быстро трезвея. Хай хотел вмешаться, он сожалел о том, что сам же начал это дело. Он знает своего царя, знает, что тот не часто забывает и прощает.

– Чего я должен бояться? – спросил Ланнон.

– Черноты, – с готовностью ответила Танит.

– Как встречу я смерть? – теперь голос Ланнона дрожал от гнева, голос его стал глухим, в глазах выражение смертельной опасности.

– От руки друга.

– Кто будет править в Опете после меня?

– Тот, кто убьет великого льва, – ответила Танит, и Ланнон швырнул чашу с вином и разбил ее о глиняный пол, красное вино расплескалось у ног ожидавшего раба.

– Великий лев исчез, я убил последнего из них, – закричал он. – Ты смеешь предсказывать конец дома