кошмарным, и эта нереальность усиливалась угрожающей неподвижностью черных орд. Только перья их головных уборов слегка шевелились в горячем воздухе полудня.

Жара и давление окружающих толп грозили задушить его, и он отчаянно огляделся, ища способа спастись. Рядом с ним стоял Сторч, на плече он держал топор Хая. Хай почувствовал легкую вспышку гнева от его предательства, но почему-то сейчас это казалось неважным.

Сторч смотрел не на него, а на группу офицеров венди, стоявших возленебольшоговозвышения в конце свободного пространства. Это возвышение было пустым, но привлекало всеобщее внимание, как сцена перед началом представления.

Снова послышался голос: «Кто ищет Большого Черного Зверя, кто охотится на льва?»

Жаркая тишина и неподвижность длились, затем все множество зашевелилось и вздохнуло, когда на возвышении появился человек.

Высокий головной убор из перьев цапли и возвышение, на котором он стоял, делали его богоподобным. Мантия из шкур леопарда свисала до земли, человек стоял неподвижно, как высокое дерево на шумящей травяной равнине, и громогласный королевский салют потряс основания земли и неба.

Сторч поднес к возвышению топор с грифами и положил у ног короля, потом попятился, и король через расстояние, разделявшее их, посмотрел на Хая.

Хай взял себя в руки, стараясь не обращать внимания на боль в теле, стараясь не хромать, подходя к возвышению, и посмотрел на Манатасси.

– Мне следовало догадаться, – сказал он по-пунически.

– Ты должен был убить меня, – ответил Манатасси и из-под складок своей мантии извлек правую руку. – А не вооружать меня этим.

– Ты не понимаешь, – сказал Хай. – Твоя жизнь не принадлежала мне. Я дал клятву.

– По-прежнему верен своему слову, – в голосе Манатасси не было насмешки.

– А другого способа жить нет. – Хай почувствовал усталость, он покорно ожидал неминуемой смерти. У него не оставалось сил для спора.

Манатасси жестом своей железной руки указал на армию.

– Видишь, какое копье я выковал?

– Да, – кивнул Хай.

– Кто может устоять против меня?

– Многие попытаются, – сказал Хай.

– И ты среди них?

И Хай улыбнулся. «Не думаю, чтобы у меня была для этого возможность».

Манатасси сверху вниз смотрел на маленького горбуна в изодранной одежде, со спутанной бородой и синяками на лице и руках, грязного и избитого, но не смирившегося, когда он говорил о своей судьбе.

– Никто из моих людей не понимает нас, – сказал Манатасси Хаю. – Мы можем говорить свободно.

Хай кивнул, удивленный, но заинтересованный.

– Я предлагаю тебе жизнь, Хай Бен-Амон. Иди ко мне, дай мне любовь и верность, которые ты отдавал Великому Льву Опета, и ты доживешь до старости

– А почему ты выбрал меня?

– Я ждал тебя. Я знал, что ты придешь. Мои шпионы следили за тобой, но только судьба доставила тебя в мои руки.

– Но почему именно я? – настаивал Хай.

– Ты нужен мне, – просто ответил Манатасси. – Мне нужны твои знания, твое понимание, твоя человечность.

– Ты простишь мне отрубленную руку?

– Ты ведь мог забрать жизнь.

– Простишь бич и шахты Хилии?

– Это я никогда не прощу! – рявкнул Манатасси, лицо его задергалось, желтые дымящиеся глаза сверкнули. – Но в этом виноват не ты.

– Ты простишь бойню у Сетта?

– Ты солдат и не мог поступить иначе.

Манатасси дрожал, и Хай чувствовал, что прошел по краю пропасти, но ему хотелось испытать пределы силы этого человека – и пределы слабости.

– Но для чего тебе я? – спросил Хай.

– Иди рядом со мной.

– Против кого?

– Против Опета, его чудовищных жестокостей и ужасных богов. Будь рядом со мной, и с этой армией я буду править миром.

– Я не могу этого сделать, – покачал головой Хай.

– Почему? Скажи, почему. Опет – зло, он должен быть уничтожен.

– Это моя родина, – ответил Хай. – Моя земля, мой народ, мои боги. Они не могут быть злыми.

– Я думал, ты разумный человек, – рявкнул Манатасси.

– Разум ведет человека только до определенного предела, а дальше он должен довериться своему сердцу.

– Значит отказываешься?

– Да.

– Ты знаешь, что выбираешь смерть?

– Да.

Манатасси поднял руку, железная лапа блеснула на солнце, и Хай понял, что когда она опустится, он умрет.

Манатасси отвернулся, вздохнул, и плечи его опустились.

– Ты пощадил меня, – сказал он. – Я пощажу тебя.

От облегчения Хай почувствовал слабость. Он не хотел умирать и теперь позволил себе вспомнить о Танит и о ребенке. Он все-таки увидит своего сына.

– Возвращайся в Опет. Иди к своему царю. Скажи ему, что Манатасси, Большой Черный Зверь, идет с севера, чтобы уничтожить его.

– Ты предупреждаешь врага? – спросил Хай. – Разве этому я тебя учил?

Манатасси улыбнулся. «Предупреждение ему не поможет. Расскажи ему, что видел здесь. Расскажи об этой армии – пусть почувствует страх. Скажи ему, что я приду и никого не пощажу, чтобы и памяти о нем не осталось на земле. Скажи, что я иду и иду быстро».

Манатасси поднял топор и протянул Хаю.

– Иди! – сказал он. – Все долги между нами выплачены. У тебя нет прав на меня, и у меня нет прав на тебя. Когда мы снова встретимся, я тебя убью.

Они смотрели друг на друга. Стояли рядом, почти касаясь друг друга, но разделенные пространством, большим, чем океаны, чем самые обширные земли.

Хай повернулся и захромал по образовавшемуся между воинами коридору. Ни один человек не преградил ему путь.

– Мать, не расстраивайся так, – шептала Танит. – Ты не виновата.

– Я бы им сказала, – бормотала Айна. – Я знаю, что сказала бы. Эта сестра Хака, она меня приводит в ужас.

– Но ведь ты не сказала, – утешала ее Танит. – Ты хранила нашу тайну, даже мы не подозревали, что ты знаешь.

Айна поставила рядом с кроватью Танит чашку с едой и задумчиво улыбнулась. «Вы были так счастливы вдвоем. Так хорошо было смотреть на вас. Он хороший человек, несмотря на своюспину, он добрый и мягкий».

Танит подвинулась, давая место Айне. «Посиди со мной немного, мать. Мне здесь так одиноко, от этого труднее ждать».

Айна испуганно оглянулась на закрытую дверь.

– Мне не велели оставаться долго.