Скорбь ощутили общую. Для нихПорвались узы братства; было время,Когда руки касанье ежедневноПокой их нарушало, и ониСлужили людям. А теперь к водеСвисает паутина, и на влажныхИ слизистых камнях лежит не нужныйОсколок деревянного ковша[145];Как мне он тронул сердце! День настанет,Когда я не смогу придти, её же,Встречавшую меня средь этих стенС дочерней лаской, как своё дитяЛюбил я. Сэр! Добро ведь гибнет первым,И чьи сердца, как пыль от зноя, сухи,Сгорят как свечи. Множество прохожихБлагословляли Маргарет, когдаОна им подносила с нежным взглядомПрохладу родника, и каждый принятБыл с радостью, и всем тогда казалось —Они любимы ей. Она мертва.Червь на её щеках[146], её лачуга,Лишённая наряда нежных розИ сладкого шиповника, ветрамиПронизана, а на стене — земляС пыреем и травой. Она мертва.Крапива чахнет, греются гадюкиТам, где сидели мы, когда младенцаОна кормила. Жеребёнок дикий,Бродячая телица и осёлПрибежище найдут у дымохода,Где раньше билось пламя очага,Через окно дорогу освещаяВесёлым светом. Вы, простите, сэр,Но хижину я часто представляюСовсем живой, пока мой здравый умСлабеет, уступив безумью скорби.У ней был муж, прилежный, работящий,Не пьющий, верный. Летом поднималсяИ на станке своём работал ткацкомОн прежде, чем росистую травуКосилкой подрезали, а весной —Лишь звёзды гасли. Те, кто проходилЗдесь вечером, за изгородью садаЕго лопаты слышали удары:Он после всех трудов дневных работал,Пока цветы и листья не терялисьВо тьме ограды. Так и шли их дни,В согласье, в мире, двое малышейНадеждой были их, как Бог на Небе.Не помните ли, десять лет назад,Два года на полях болезнь сгубилаПол урожая. Небеса в довольствеНесли ещё беду — чуму войны[147];Счастливая земля сразила сердце —То было время горестей и мук.Бродя среди домов с моим товаром, —Одеждой зимней — я увидел всеНевзгоды этих лет. Как в сновиденьеБогатые смешались с бедняками,А бедные погибли, и теперьДругие здесь. А Маргарет в то время,Не зная расслабления, привыкнувЛишь жертвовать собой, в теченье годаЗлосчастного бороться продолжала,Не унывая. Но вторая осеньСвалила в лихорадке мужа. ОнБолел так долго, что, вернувши силы,Нашёл запасы малыми — их всехНе хватит, коль наступит час невзгод:Все съедено. То было время бедствий,И множество ремесленников былиСвоих трудов вседневных лишены,С семьёй хлеб милосердья получаяВ приходе, — а могли ведь быть счастливей,Чем птахи, что всегда клюют зерноВдоль изгороди, или же чем коршун,Устроивший гнездо на скалах гор.Беда пришла и к Роберту, кто жилВ том бедном доме. Он стоял в дверях,Насвистывая множество мелодийБезрадостных, иль вырезал ножомУродцев на верхушках кругляков,Иль в праздности искал в углах укромныхТо хижины, то сада, чтобы сделать,Для пользы, красоты, иль балагурилС прохожими, и новости от нихТревожно узнавал, где есть работа,Весною, летом, осенью, зимой.Но всё впустую; скоро добрый нравЕго стал тяжким, даже неприятным,От нищеты он раздражённым стал,Сердитым. День за днём он падал духом[148],Не зная, то ли дом оставить свой,Подавшись в город, то ли здесь блуждатьСреди пустых, невспаханных полей.Подчас он говорил с детьми небрежно,На них сердился; а в другие дниИгрой их развлекал в веселье диком;
