И только тогда, не отрывая глаз от дороги, Вики сказала Гарету, который стоял над ней в башне:
— Вы даже не испугались…
— Да что вы, старушка, отчаянно струсил.
— А я однажды назвала вас трусом.
— Было дело.
— Как вы сюда попали?
— Объезжал наши оборонительные рубежи против развеселых эритрейцев. Увидел, как ваши преданные телохранители улепетывают, и решил посмотреть, в чем тут дело.
Слезы застилали Вики глаза, и она вынуждена была нажать на тормоз. Наконец, сама не зная, как это случилось, она оказалась в объятиях Гарета и прижалась к нему всем телом, содрогаясь от рыданий.
— Господи, Гарет, как же я вас отблагодарю за это?
— Не беспокойтесь, что-нибудь придумаем, — прошептал он, сжимая ее в опытных руках, в которых было так спокойно и восхитительно безопасно. Она потянулась губами к его губам и вдруг с изумлением заметила на его лице, в его голубых, обычно насмешливых глазах выражение такой нежности, какую, она думала, Гарет вообще не способен испытывать.
И его губы тоже оказались на удивление теплыми и мягкими, от них пахло мужчиной и горьким ароматом его сигар. Никогда прежде она не понимала, насколько он высок, крепок и насколько сильны его руки. Вики последний раз всхлипнула, потом вздохнула и слегка вздрогнула от охватившего ее желания, подобного которому она не испытывала никогда в жизни.
На секунду в ней проснулся журналист, который попытался определить, откуда вдруг взялась такая внезапная страсть. Она отдавала себе отчет в том, что ее источник находится в кошмарах бессонной ночи, в дневной усталости и в пережитых ужасах. Но потом она бросила анализировать и целиком отдалась желанию.
Армия раса расположилась у начала ущелья Сарди в акациевом лесу, лагерь занимал почти шесть с половиной километров, и над этим скоплением людей и животных стоял ровный гул, как над ульем в полдень, вился голубой дым костров, витали запахи, порожденные жизнедеятельностью тысяч организмов.
Джейк и Гарет выбрали для себя место подальше от основного лагеря, в более густых акациевых зарослях, чуть ниже водопада, которым заканчивалось русло реки Сарди по ущелью, рядом с вечно кипящим от его струй водоемом, где Вики наконец могла смыть с тела грязь и освободиться от нечистых мыслей.
Уже почти совсем стемнело, когда с закрученными в полотенце волосами, держа в руке сумку с туалетными принадлежностями, она подошла вновь к палатке. Гарет сидел на бревне у костра. Он следил за жарившимися на угольях кусками мяса, вырезанными из туши только что заколотого быка. Гарет подвинулся, освобождая для нее место на бревне, протянул ей тепловатое шотландское виски и тепловатую воду в оловянной кружке. Она с благодарностью взяла то и другое, выпила, и ей показалось, что ничего вкуснее она не пробовала никогда в жизни.
Они сидели рядом, но не касались друг друга и молча наблюдали за быстрым наступлением африканской ночи. Они были одни, и слабый шум голосов, доносившихся из основного лагеря, только подчеркивал их уединение.
Джейк, старый рас и Грегориус на двух броневиках и в сопровождении отряда на верховых верблюдах отправились на разведку к Колодцам Халди. Джейк собирался еще поучить новых воинов обращению с пулеметами «викерс». Гарета, как главного военного специалиста, оставили в лагере с тем, чтобы он определил места, где можно будет занять оборонительные рубежи, если превосходящие силы противника вынудят их отступить в ущелье. Именно этим он и занимался, когда столкнулся с Вики и всадниками- галла.
Теперь, сидя у костра под быстро потемневшим небом, которое наполовину заслоняли горы, под сиявшими над ними звездами, Вики испытывала чувство полного умиротворения, прониклась арабской покорностью судьбе — сама судьба, казалось, подстроила это уединение, и, чтобы избежать его, потребовались бы слишком большие усилия.
Их уединение было словно бы предопределено. Физическое возбуждение и чувство сопричастности, которое Вики испытала раньше, когда они спасались от дикой орды галла, не исчезли до сих пор, сообщая телу и уму какую-то неестественную легкость.
Она съела немного жареного мяса, почти не ощущая его вкуса и не глядя на сидевшего рядом мужчину. Однако, устремив мечтательный взор в бриллиантовые искры звезд над черными вершинами, она чувствовала его, он был так близко, что, хотя они по-прежнему не касались друг друга, она ощущала тепло его руки, ласкающее, как ветер пустыни. Чувствовала она и его устремленный на нее взгляд, спокойный, но такой властный, что она больше не могла притворяться, будто не замечает его, повернула голову и смело встретилась с ним глазами.
Красноватый отсвет углей падал на чистые правильные черты его лица, золотил еще ярче темное золото его волос. В ту минуту ей казалось, что более красивого человека она не видела никогда в жизни, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы отвести от него глаза.
Когда она встала и пошла прочь от костра, сердце в груди у нее билось, как дикий зверь в клетке, а в ушах стоял звон.
Сквозь брезент ее палатки проникал свет костра, и она не стала зажигать фонарь, медленно разделась в полутьме и аккуратно повесила одежду на складной стул у входа. Затем легла на узкую койку, спине и ягодицам было жестко на грубом шерстяном одеяле. Каждый вдох давался ей с трудом, она вытянулась, прижав руки к бокам, потом поправила единственную тонкую подушку под головой и, не то испуганная, не то ликующая, лежала, глядя на собственное тело, которого никогда раньше не ощущала с такой остротой. Она смотрела даже с некоторым недоумением, как при каждом вздохе менялась форма ее тяжелых круглых грудей, как постепенно твердели и темнели соски, наливаясь болью.
Она слышала его приближавшиеся к палатке шаги, дыхание ее пресеклось, и Вики подумала, что так можно задохнуться и умереть. Потом клапан палатки распахнулся, и он вошел.
Она инстинктивно одной рукой прикрыла грудь, другой, раздвинув пальцы, — пушистый треугольник внизу живота.
Он стоял молча, только силуэт его вырисовывался на освещенном костром брезенте. К ней вернулось дыхание, короткое и прерывистое.
Казалось, он будет так стоять всегда, стоять, смотреть и молчать. Под этим испытующим взглядом она почувствовала, как мурашки побежали у нее по рукам и бедрам. Потом он расстегнул рубашку и уронил ее на землю. Отсветы костра играли на его прекрасных мускулистых руках, когда же он сделал шаг вперед, облили его золотым блеском, в котором весь он засиял, как влажный мрамор.
Наконец он подошел к ее постели, и она удивилась, что мужское тело может быть таким стройным и гибким, таким изящным и соразмерным, и вдруг вспомнила, что похожее благоговение испытала, стоя перед Давидом Микеланджело.
Она вскинула руки, которыми прикрывала свою наготу, вскинула их словно молящим жестом и притянула его к себе.
Среди ночи она проснулась. Костер снаружи погас, зато яркая белая луна выплыла из-за гор и изливала свой серебристый свет прямо над ними.
Странный белый свет смыл с лица спавшего Гарета все краски. Теперь он был бледен, как статуя или труп, и ощущения Вики вдруг изменились. Где-то в мозгу поселилась темная тяжесть.
Осознав это, она поняла — это чувство вины. Ее охватил гнев на общество, которое взвалило на нее это чувство. Почему она не может радоваться близости с мужчиной, почему не может свободно следовать зову природы без этих никому не нужных угрызений.
Она осторожно приподнялась на локте, чтобы не потревожить лежавшего с ней рядом мужчину, и принялась изучать его лицо, размышляя об этом новом для нее чувстве вины и о том чувстве, которое она испытывала к Гарету. Мало-помалу она осознала, что оба эти чувства связаны неразрывно. В ее чувстве к Гарету Суэйлзу не было подлинной глубины. Ее влекло к нему только предательское чувство усталости и
