– Ну вот, – усмехнулась Нора, протягивая мне бокал, – я в своем репертуаре. Повышенная ловкость – моя отличительная черта. Вы уж простите.
– Не страшно.
Я сходила на кухню и принесла упаковку бумажных салфеток. Вытащила пару штук и промокнула прозрачную лужицу.
– Прелестно, теперь душа моя спокойна. Ну что же, за успех!
Я пригубила шампанское и закашлялась, в нос ударили сотни колючих пузырьков. Нора же опустошила свой бокал единым глотком.
– За успех – до дна, – велела она. – Иначе он пройдет мимо и не оглянется.
Я повторила попытку. Успех мне совсем не помешал бы. Слезы выступили на глазах, в горле запершило, но я справилась.
Нора опять наполнила бокалы.
– Значит, вот так и жила великая балерина. Безлико, скучно… Ни семьи, ни детей. Прямо робот, а не человек. Получается, у нее никаких интересов-то и не было, кроме балета…
– Получается так.
– И мужчин ведь не было! Не было ведь? Я пожала плечами и покачала головой.
– Как можно без мужчин-то, а? – хохотнула Нора и подмигнула мне. – Кстати, Дэн рассказал мне о вас…
Бокал в моих руках заходил ходуном, шампанское снова вылилось на полированную поверхность стола.
– О вас с ним, – добавила она. – Поверьте, он страшно сожалеет о своей детской ошибке…
– Детской ошибке? – хрипло рассмеялась я. – Он называет это детской ошибкой?
Интересно, что же Шмаков мог рассказать? Как предал меня? Унизил? Лишил веры в людей?
– Мне кажется, – Нора повернулась ко мне и в упор посмотрела на меня, – он любит вас. До сих пор любит.
– Перестаньте, – огрызнулась я. Пожалуй, слишком резко. – Все это давно в прошлом и не имеет больше никакого значения.
– Неужели? – вкрадчиво спросила Нора. По ее тону было понятно, что она не верит ни единому моему слову. – Ну и ладно тогда. Давайте лучше выпьем. – И она отправила в рот содержимое бокала.
Я же едва притронулась к напитку. В голове и так шумело.
– Должна вам признаться, я хотела познакомить Дениса с Лизой. Дэну не помешала бы заботливая женская рука, у него сейчас сложный период. Да и Лиза, вполне возможно, забыла бы свою дурацкую любовь к Монахову.
– Так что же у Шмакова не так? – Я едва сдерживала злость, рвущуюся наружу. Я очень надеялась, что Нора не услышит в моем голосе эту злость. Но очевидно, она ее почувствовала.
– Спросите у него. – Норины глаза сверкнули. Она поставила опустевший бокал на стол и подошла к окну. – О, гляньте-ка. И тут я опоздала. Кажется, наша Лиза нашла себе кавалера.
Среди сосновых стволов маячили две тени. В одной из них явно угадывалась Лиза Беккер. Ее собеседник стоял к нам спиной. Он что-то горячо ей говорил. Просторная оранжевая майка скрывала очертания фигуры, голова в синей бейсболке двигалась в такт речи.
– Кто он, не знаете? – Я встала рядом с Норой.
– Да разве так поймешь? Это нереально. Пойдемте, посмотрим?
Нора решительно развернулась и направилась к выходу. Я устремилась за ней. «Зачем мне это?» – раздраженно думала я про себя, но упорно следовала за ней.
Однако Лизы с ее спутником уже след простыл. Они скрылись в неизвестном направлении.
– Жаль, – разочарованно протянула Нора. – Вот Галка бы порадовалась.
– Чему?
Нора повернулась ко мне. В ее глазах сквозило удивление.
– Ах, да, – протянула она наконец, – вы же не в курсе.
– Не в курсе чего?
– Ну, ведь она Лизу… Впрочем, не важно, – отмахнулась Нора. – Так, ерунду сморозила, не обращайте внимания.
Она бросила пристальный взгляд на сосновый частокол, словно силой мысли могла повернуть время вспять и телепортировать Лизу с неизвестным спутником на место, зевнула и поднялась на крыльцо.
– Зря я не купила этот дом, – вздохнула она. – Надо было уговорить Монахова.
– Монахова? – удивилась я, и сердце забилось чаще. – При чем здесь Монахов?
– Врублевская завещала дом Вере. А так как Вера погибла, соответственно ее наследником автоматически стал муж. Вернее, счастливый вдовец…
Кара захлопнула за собой дверь и привалилась спиной к стене.
Она продрогла до костей. Ноги онемели, и теперь их покалывало, словно иголками. Слишком долго она простояла на морозе. Сколько – не знала. Час, а может, два… Как зачарованная, не в силах оторваться, смотрела она на свечение до тех пор, пока оно не исчезло.
Кара скинула пальто, повесила его на рогатую вешалку. Стянула шаль с головы, укуталась в нее и вошла в гостиную.
И замерла…
В кресле у камина по-хозяйски развалился Стертый.
Когда Кара начинала репетировать «Умирающего лебедя», она пыталась прожить его последние мгновения. Пыталась прочувствовать, каково это, когда кровь медленно, капля за каплей, вытекает из раны. Когда смертельный холод постепенно проникает в сердце и навеки сковывает тело. И мир останавливается.
Теперь она знала.
Стертый резко повернулся и поднялся с кресла.
– О! – насмешливо воскликнул он. – Какие люди! «Как вы вошли?» – хотела спросить Кара, но ни слова не сорвалось с ее губ. Она поняла. Подземными шрамами от древних каменоломен был испещрен весь поселок. Верин муж, боевой генерал и большой оригинал, велел рабочим сделать потайные ходы и двери, ведущие из каменоломен прямо в дома. Только ими никто не пользовался.
– Не вижу радости от встречи, – криво ухмыльнулся Стертый и подошел к Каре. – А я вот соскучился.
Он провел пальцами по ее щеке. Кара отпрянула назад и закрыла лицо ладонями.
– Ненавидишь меня? – ласково поинтересовался Стертый, обдав Кару запахом перегара. – Это хорошо. Это значит, что ты ко мне неравнодушна. Ведь от ненависти до любви один шаг, это всем известно.
Стертый снова плюхнулся в кресло и вытянул ноги, таким образом, что они уперлись в вытканную на ковре голову вождя. Заметив свою оплошность, Стертый почтительно выпрямился и осторожно закинул ногу на ногу. В его глазах мелькнул испуг.
Кара продолжала стоять на месте.
– Ну что, будем в молчанку играть? – рассердился Стертый. Из внутреннего кармана пиджака он извлек сложенный вчетверо лист бумаги. Аккуратно развернул. – Во, видала? Твой друг сердешный накатал.
Он резко вскочил и сунул листок Каре под нос. Кара узнала почерк Базиля.
– Ну что, не интересно, что это? Кара не прореагировала.
– Зря, зря… Любопытные вещи тут написаны… Про ковер, в частности… Это донос, между прочим.
Стертый шагнул к камину. Взял лист двумя пальцами и протянул руку к тлеющим углям.
– Все в твоей власти, – сказал он. – Согласишься на мои условия, от доноса не останется и следа. Всего-то и нужно – иногда исполнять мои поручения. И еще кое-что…
Он усмехнулся и окинул Кару плотоядным взглядом.
– Пойдите прочь, – с трудом выдавила Кара. Горло жгло огнем, будто она наглоталась толченого стекла.
– Ишь ты, – покачал головой Стертый, и глаза его сузились, как у змеи. Он смахнул с листа бумаги невидимые пылинки. – Твой горе-художник весь документ слезами залил. Аж чернила расплываются. Ну, это