алиби. Она сообщила Наоми о нескольких волосках, обнаруженных на месте преступления. И о ноже.

– Так что?

– Наоми изменила показания. Более того, мы нашли темно-синюю рубашку.

– Где?

– Не в его ящике. Она оказалась на самом дне мусорного мешка за домом. На ней есть несколько пятен. Их еще не проверили, но мы уже знаем, что это пятна крови. Человеческой крови.

– Моей?

– Посмотрим. Я сказал Робу Прайеру, что он должен прийти сюда и извиниться.

– Что же ответил он?

– У него какая-то предварительная договоренность. Без протокола, думаю, можно сказать, что утром мы подготовим обвинение против Брендана Блока. – Он взял меня за руку. – Сейчас мы оставляем тебя одну.

Бретт и женщина-полицейский вышли из комнаты, выключив свет перед тем, как закрыть дверь. Какое-то время я пыталась обдумывать все, что происходило, чтобы привести мысли в порядок, но потом устала и заснула, но не видела никаких снов.

Я потратила много времени, выбирая место. Сначала хотела найти какую-нибудь многолюдную улицу, например, Оксфорд, или Трафальгарскую площадь, потому что легко затеряться в толпе, стать анонимной и невидимой. Но сразу отказалась от этой идеи. Рассмотрела станцию техобслуживания, расположенную к северу по дороге М1: предположим, можно постоять на стоянке машин или посидеть за столиком в углу около окна, поесть пышек и выпить горький тепловатый кофе. Но через станцию техобслуживания проезжает слишком много народа по пути куда-то дальше, а достаточно будет только одного человека. Возможно, где-то около наземной станции метро на окраине: на последней остановке, где заканчивается Лондон, а сельская местность еще не начинается. Или где-нибудь на грязном поле. Я могла бы отрепетировать маршрут и разработать сложнейшие инструкции; по дороге М11 до перекрестка, затем на восток по А505. Какое-то место с искусственным пейзажем, общественная прачечная в каком-нибудь неприглядном городке, на стоянке для машин на обочине какой-нибудь проезжей дороги с полосой, разделяющей ее для движения в противоположных направлениях, ночь в лесу.

В ясный морозный день Нового года я встала рано, очень нежно поцеловала Дона в щеку, чтобы его не разбудить. Перед уходом я посмотрела на него. Да. Он спал. Я взяла машину и выехала из Лондона. Дороги были почти пустые. Проехала через мост Блэкфрайарз, откуда смогла полюбоваться куполом собора Святого Петра, сверкающим ледяным сиянием, через Нью-Кросс, Блэкхит и дальше на дорогу А2. Оставляя позади Грейвсенд, заехала в гараж, заправилась бензином. Я уже подавала свою кредитную карточку, но тут же передумала и расплатилась наличными. Купила также чашку кофе и выпила ее в машине перед самым отъездом. Я чувствовала себя спокойно, в ярком свете этого зимнего дня все приобретало ясность и точность.

Поехала по М2 и через несколько миль развернулась в сторону Шернеса. Сейчас показалась дельта Медвея, с грязными кварталами и ветхими группами домов, около которых несколько голых деревьев раскачивались на ветру, небо было огромное, без единого облачка. Вскоре я уже переправлялась на остров Шеппи. Подъехала к тротуару и проконсультировалась по карте, затем поехала прямо, потом свернула вправо на дорогу с односторонним круговым движением, опять направо через две мили на ухабистую узкую дорогу, налево к церкви, которую можно было увидеть с расстояния в несколько миль, единственный вертикальный ориентир, возвышающийся над болотистой местностью. Перед церковью я припарковалась и посмотрела та часы. Десять утра; мне нужно было пройти пешком приблизительно две мили, на это у меня оставалось менее часа.

Было страшно холодно, когда я открыла дверцу, ветер разносил отчаянный крик морских птиц. Надела толстую куртку, шарф и огромные велосипедные перчатки. Но все равно щеки пощипывало от холода. Я пошла. Будь здесь Дон, он смог бы назвать всех птиц, парящих надо мной в потоках воздуха или низко летающих над водой с криками. Сжала руки, сложив их вместе, чтобы согреть и поддержать циркуляцию крови. Вокруг никого не было, только несколько овец, пасущихся на траве, растущей пучками, да птицы, осторожно пролагающие свой путь по грязи на длинных голых ногах с выступающими суставами. Я повернулась спиной к морю и пошла в сторону болот, удаленных от моря.

Приблизительно через сорок минут я заметила точку на линии горизонта. Точка становилась крупнее, яснее. Превратилась в фигуру, которая направлялась в мою сторону. Стала женщиной в теплом пальто со светлыми волосами, выбивающимися из-под шляпы, развевающимися вокруг бледных щек. Мы просто шли навстречу друг другу через болота, пока не оказались на расстоянии несколько футов друг от друга.

– Наоми, – сказала я.

– Привет.

– Все прошло нормально?

– Я была осторожна, как ты советовала.

Мы не виделись с ней после тех дней, проведенных в суде, когда я изо всех сил старалась не смотреть на нее, хотя остро осознавала ее присутствие, чувствовала ее даже тогда, когда смотрела в другую сторону. Один раз буквально на одну секунду, даже меньше, наши взгляды встретились, а потом мы обе торопливо посмотрели в разные стороны, словно обожглись. Она похудела, ее бледность бросалась в глаза. Более того, она казалась старше на много лет по сравнению с той искренней женщиной с приятным лицом, которую я встретила в «Крэбтриз». Возможно, это было связано с тем, что исчезла наивность, утраченная всего лишь за несколько месяцев. Это сделал Брендан.

– Прогуляемся хотя бы немного? – предложила я, она согласно кивнула и снова вернулась на свою тропу.

Мы шли какое-то время гуськом, пока тропа не стала шире, превращаясь в частную стоянку для транспорта, покинутую и мрачную. Дорога отсюда вела к дамбе. Перед нами открывался вид на широкую дельту, а на противоположной стороне была видна низкая береговая линия Кента. На урезе воды была галька, валялись обломки ракушек, а также старые консервные банки, битые бутылки, разорванные пластиковые мешки.

– Легко было ускользнуть незамеченной?

– Больше нет никого, кто действительно мог бы заметить.

Ее голос был спокойный и ровный; чтобы услышать ее, мне пришлось напрягать слух.

– А как у тебя?

– Я сказала Дону, что осматриваю пустующую собственность.

– О!..

Несколько минут слышен был только скрип наших ног по замерзшей траве. Я была уверена, что мы обе вспоминали одно и то же, тот странный час, когда мы встретились и, как две ведьмы, бормотали планы и обменивались таинственными знаками. Из своей сумки она вытащила небольшой двойной пакет, в котором были грубые темные волосы, снятые ею с расчески Брендана, и нож с зазубренным острием и резьбой, завернутый в мягкое бумажное полотенце, который она подала, держа его за нижнюю часть лезвия, соблюдая все меры предосторожности, чтобы не дотронуться до рукоятки. Затем она развернула темно- синюю рубашку и разложила ее перед нами. Я протянула указательный палец левой руки, она взяла английскую булавку, открыла ее и, прикусив нижнюю губу, вонзила острие мне в палец. Появилась темная капля крови, и через несколько секунд я уже трясла палец над рубашкой, стряхивая на воротник кровь, а потом еще и вытерла палец об нее.

– Можно задать вопрос? – спросила она наконец.

– Давай.

– Как тебе удалось сделать такое со щекой? На суде ты выглядела ужасно, хотя ведь прошло много недель после этого.

Казалось, что с тех пор, когда это произошло, прошло много, много времени.

– Как только я увидела, что Дон ушел, я изо всех сил ударилась лицом о кухонную дверь, словно кто-то держал меня за волосы. Я делала это снова и снова до тех пор, пока кровь не залила мне глаза.

– Как же ты могла такое совершить? – поразилась она.

– Я подумала о Трое, а также и о Лауре, но в основном о Трое, тогда это стало легко, даже приятно. Это