Поспешив отсюда в сторону Восточных провинций, вам нужно созвать тех, кто не прибыл оттуда для участия в нынешнем сражении: Миураноскэ Ёсиакира, Хатакэяма-но
Тамэтомо уклонился от опеки Камакура. В старину, в годы правления под девизом Дзёхэй[442], Масакадо[443] построил столицу в уезде Сома провинции Симоса и сам себя назвал Хэйсинно, королём-родителем из рода Тайра; произвёл назначения самых разных чиновников. А чем хуже теперешнее время? Не сомневайтесь ни минуты!
Так он промолвил. А господин Вступивший на Путь изволил сказать так:
— Когда я был молод и в расцвете сил, я не стал даже владетелем провинций Иё и Муцу, сделаться которым было очень легко. Теперь же, когда я дряхлым стариком удалился от мира и вступил на Путь, не думаю, что могу быть настолько удачливым. Я хотел вас, мои дорогие, привести к процветанию, поэтому и доверился столь узкой стезе. Вы люди молодые и поступаете как знаете — хоть так, хоть этак. Вступивший на Путь намерен испросить разрешения Ёситомо и уехать. Говорят, что благодаря нынешнему сражению Киёмори станет владетелем провинции Харима, а его дядя, помощник конюшего Хэй Тадамаса, и его дети впятером будут его помощниками: Ёситомо сделается главой Левого управления монарших конюшен, — и тогда каких только ему не выкажут восхищений его вотскими подвигами! Почему же в вашей жизни только ваш отец не может помочь вам? Даже если я могу вам помочь, мои дорогие, то для этого отыщется один способ: я просто уеду отсюда. Ну как? — так он сказал.
Хатиро, слушая его, терял цвет лица и не произнёс ни звука. Остальные сыновья сказали:
— Чтобы сопровождать нашего батюшку, мы отложим свои дела в сторону. Возьмём же на себя только преодоление его трудностей! Что бы ни случилось, будем изо всех сил помогать ему. Выполним всё, что он пожелает.
Так они говорили, и когда Вступивший на Путь услышал это, он отправил посыльных в платьях разного цвета[444], и, не сообщая Ёситомо ничего, сказал им так:
— Я тяжело заболел и ухожу в монастырь. Срочно несите мой паланкин в обратную сторону. Направляйтесь вон туда!
Думая, что Вступивший на Путь отправляется в Западный Сакамото [445], его сыновья поехали сопровождать отца, а под сенью вершины Отакэ[446], в том месте, где есть питьевая вода, заговорили:
— Сейчас сюда приблизятся встречающие. Отсюда все мы должны будем разъехаться в разные стороны. Хотя и неизвестно, что ожидает каждого из нас, постараемся же выполнить наше дело!
Потом, скорбя по-настоящему ввиду предстоящей разлуки, они залились нескончаемыми слезами. Сыновья снова окружили отца со всех сторон, взялись за руки, сомкнули рукава и ничего иного делать не могли, только плакали. Вступивший на Путь, плача и плача, прощался с ними.
— Хоть и был я главным военачальником в теперешнем сражении, я стар, и жизнь моя приближается к концу, процветание, которого я мог бы ожидать, как ни думай, касается только будущего моих детей. К вам, мои дорогие. А потому я дам знать, на дне какой долины, под сенью какой скалы и какого дерева укрою я свою плоть. Только не бегите все вместе. По всякому поводу собирайтесь по одному, по двое, и тогда отчего бы не выполнить задуманное ими всем остальным? Среди вас есть Куро, которому, как мне кажется, исполнится всего 15 или 16 лет, и он ещё не знает, где у стрелы начало и где конец. Больше того, я потерпел неудачу в стратегии, а Хатиро имеет к ней отношение, поэтому я и делаю ему свой прощальный подарок, да и об остальных детях тоже нужно подумать. Так поезжайте же скорее! — произнёс он на прощание, и было видно, что Вступивший на Путь должен был уезжать, снова захлёбываясь слезами.
Что касается тех уз, что связывают между собою отцов и детей, то считается, что они ограничиваются клятвами, принесёнными в одной только теперешней жизни, ограничиваются настоящим. Это значит, что дети возвратятся и позовут к себе отцов, как и отцы позовут к себе своих детей, если дети решительно уйдут от них. Каковы же думы отца о разлуке не с одним и не с двумя, а с шестью сыновьями?! И непременно пребудет в печали серже любого и каждого сына, который уехал, оставив в полном одиночестве престарелого родителя.
Дети отправлялись в далёкий путь, через неведомо какие крутые горы, дальние дали. Колыхались и опускались вниз синие дымы, нужно было разобраться, куда двигаться в белом, как тополиный пух, тумане. Они не были птицами, тем не менее, печалились из-за расставания четырёх птиц[447], они не были рыбами, однако же тонули в переживаниях больших рыбин[448].
Тем временем, когда, поехав к главе Левого конюшенного ведомства Кагэн, они заговорили решительными голосами, Ёситомо весьма обрадовался, отправил в качестве посыльного Камада-но Дзиро Масакиё, велел
ГЛАВА 12.
О том, как были казнены Тадамаса, Иэхиро и другие
А ещё передавали, что помощник конюшего Хэй Тадамаса уехал в провинцию Исэ и тем самым избежал смертной казни. Он тоже пошёл в монахи и спрятался под защиту владетеля провинции Аки. В общем, люди из нынешнего отряда либо укрылись глубоко в горах, либо направились в дальние провинции, а поскольку никто и знать не знал, куда они поехали, то по замыслу младшего советника Синсэя всем смягчили смертный приговор и должны были заменить его ссылкой. Им предъявили обвинение и объявили: этого человека сослать в такую-то провинцию, того человека сослать в такую-то провинцию. Они успокоились, когда узнали, что из людей с узким путём[450] они превратились в людей, которых отправляют к местам ссылки, и отовсюду выползши, все до единого стали горько раскаиваться.
Потом, когда государь изволил вызвать к себе господина Вступившего на Путь, Правого министра Наканоин, он спросил его:
— Так вот, мы слышали, что судья Рокудзё Тамэёси ушёл в монахи и пришёл жить к Ёситомо. Каким же должно быть ему наказание?
Тот почтительно отвечал:
— Этот человек, именуемый Тамэёси, как прямой потомок воинов, был командующим в нынешнем сражении, поэтому наказания ему действительно не миновать. Но ему больше шестидесяти лет, сам он тяжело болен и если пойдёт в монахи, и, вступив на Путь, молитвенно сложит вместе обе ладони, это обязательно должно помочь ему. Так, в частности, было во времена августейшего правления императора
