платформами.

Современный Петербург вместе с пригородами занимает порядка 1400 квадратных километров. В ис­ торическом прошлом сам город был гораздо меньше — 12 квадратных километров в 1717 году, 54 квадратных километра — в 1828-м, 105 квадратных километров — в 1917-м. Но город рос внутри географического конту­ра, очерченного городами-спутниками еще в начале XVIII века.

На территории этих 1400 квадратных километров встречаются две географические страны: Скандинавия и Восточная Европа. Каждая географическая страна — это свои особенности геологической истории, особен­ности рельефа. Земноводный Карельский перешеек с его множеством мелких озер так отличается от мягких очертаний Пулковской возвышенности, что удивления достойно — как близко друг от друга расположены та­кие непохожие местности.

Это касается даже берегов Финского залива. К вос­току и северу от Петербурга, удаляясь от устья Невы, мы встретим что-то типично скандинавское: многочис­ленные каменистые островки-шхеры, извилистые узкие заливы, ведущие глубоко внутрь суши, каменные гряды, уходящие от берега в море. Под Териоками, переиме­нованными в Зеленогорск, берег почти такой же, как под Стокгольмом.

А к западу от устья Невы скоро пойдут песчаные откосы, дюны с растущими на них соснами, — такие же, как под Пярну и под Юрмалой. Это обрывается в Балтийское море Восточноевропейская равнина.

Каждая из географических стран — это свой набор животных и растений. Петербург оказывается на стыке множества ареалов распространения растений и жи­вотных.

Различия между этими странами видны чуть ли не зрительно — потому что через Петербург проходит гра­ница ландшафтов.

К северу от Петербурга не растут смешанные леса. Только сосняки разных типов шумят на карель­ских гранитах — то чистые, моховые на песчаных грив­ках, то травянистые в местах более низких и лучше ув­лажненных. Благородный олень и соня в исторические времена не водились севернее Петербурга, а глухарь не водился к югу от города. Вообще-то географы не считают сосновые леса «тайгой». Но очень многие пе­тербуржцы безразличны к этим тонкостям. И говорят, что ходят за белыми и красными грибами в «лес», а за рыжиками — в тайгу.

Север Русской равнины осваивался так же, как и вся остальная территория русского этноса. Но не слу­чайно же именно на Карельском перешейке русские жили мало и неохотно. Там преобладало финское насе­ление, а когда оно... ну, скажем обтекаемо, когда оно исчезло, все равно водно-таежный карельский переше­ек осваивали так, как исторически заведено. И сегодня тут маленькие селения, отдельные росчисти, бедные поля, а больше — луга и покосы, окруженные сосновы­ми лесами.

Петербург — это географический пункт, из которо­го доступна и Русская равнина с ее плавно текущими, сильно петляющими реками, «округленными» формами рельефа, уютными березовыми колками, полями и ско­том, пасущимся на тучных лугах; и строгий каменисто-земноводный мир Скандинавии, молчаливого хвойного леса, бурных мелких речек; мир, освоенный человеком лишь частично. Мир семги, лося и сосны.

Петербург возведен в пойме огромной реки. Большая часть Петербурга и его окрестностей находят­ся в долине Невы. Напомню, что долиной реки называ­ют всю местность, которую сформировали ее воды — неважно, в какие времена. Поймой называют ту часть долины, которую каждый год заливают талые воды. Это не русло, река тут постоянно не течет, но несколько недель в году стоят талые воды.

Нева — короткая река, всего 74 километра, но она — одна из самых полноводных рек Европы. Через Неву уходит в море большая часть воды, вылившейся на весь Русский Север с дождем и снегом.

Это молодая река. Всего 4 тысячи лет назад не бы­ло на свете никакой Невы. Тогда на месте Балтики пле­скалось Литориновое море; воды этого моря стояли выше вод современной Балтики на 7—9 метров. Уче­ные до сих пор спорят о причинах этого явления. Од­ни считают — когда отступил ледник, земля стала под­ниматься. Ведь ледник над современным Петербургом был высотой порядка 1000 метров. Чудовищная тя­жесть исчезла, и земля стала подниматься. Это не воды Литоринового моря стояли высоко, это суша тогда была ниже.

Другие ученые считают, что четыре тысячи лет на­зад на всей Земле было теплее. Льды Гренландии и Ан­тарктиды таяли сильнее, чем сегодня, и уровень воды в Мировом океане был выше.

Кто прав — сказать очень непросто.

Что известно точно — так это что Ладожское озеро долгое время было заливом Литоринового моря. То ли местность поднялась, то ли море опустилось — но Ла­дожское озеро оказалось отделено от моря. Воды с ог­ромной территории стекали в Ладогу, накапливались, и наконец прорвались новой рекой — Невой. Устье Невы всего на 4 метра ниже истока, но долина Невы широ­ка — порядка 20 километров. Река много раз меняла свое русло, прорывала новую дорогу к морю.

Вдоль Невы на многие километры тянулся поймен­ный ландшафт — заливные луга, заросли кустарника, редкие огромные деревья, сумевшие противостоять на­пору воды во время разливов и в наводнения.

Таковы были все острова в устье Невы, все зем­ли вдоль воды — до того, как русские переселенцы превратили пойменный ландшафт в сельскохозяйствен­ные угодья. Ведь большая часть территории Петербур­га была распахана уже во времена Великого Новго­рода.

Еще один ландшафт, созданный застойными водами Невы, не находящими пути в море, — болота. Число их и площадь сильно преувеличены молвой (послушать, так вообще Петербург полностью стоит на болотах), но все же под болотами и сегодня находится 2% террито­рии Ленинградской области.

Получается, что смешанный лес, тайга, заливные лу­га, пойма, болота — это ландшафты, представленные на очень небольшой территории. Все эти места совершен­но доступны; они находятся в пределах досягаемости и конного, и пешего.

Как ни важны природные, геологические и гео­графические границы, но ведь границы расселения на­родов, границы распространения культур, даже государ­ственные границы — это ведь тоже границы по-разному организованных территорий. Петербург удивительно всажен в «контрастные» природные ландшафты. Но точно так же он, с великим искусством, словно бы «всажен» в давно освоенную финно- угорскими народами терри­торию, лежит «между финнами и эстонцами». Сотни ты­сяч петербуржцев в начале XX века были, как тогда го­ворилось, «чухонцами».

Территория, где возник Петербург, — крайний вос­ток немецкой Ойкумены. В отличие от поздних пересе­ленцев времен Екатерины II — «вольгадейчей», «остзее-дойчи» вовсе не считали себя жителями «чужбины». Со времен Орденов селились тут мирные крестьяне, тор­говцы и ремесленники. Прибалтика — территория спор­ная; в ней вечно соревновались две европейского мас­штаба этнокультурные системы: русская и немецкая. И представители обоих суперэтносов имели все основания считать территорию своей. Есть много примеров того, как народы проникали на территории друг друга. В таком древнем русском городе, как Псков, до трети населения составляли немцы. Основанный Ярославом Мудрым Юрьев снова стал русским университетским городом под немецким названием Дерпт. В Петербурге много мест, связанных с немцами, с их домами, их рес­торанчиками, с местами их компактного расселения, с их легендами. Первое название Миллионной улицы бы­ло — Немецкая.

И германский, и финно-угорский мир были пред­ставлены в Петербурге немалым числом жителей, мно­гими проявлениями своей культуры.

Была в городе большая голландская колония[70], была и шведская[71].

Всякий крупный город — а тем более город тор­говый, портовый, привлекает гастарбайтеров, купцов, а то и просто проходимцев из весьма далеких террито­рий. В Петербурге очень рано поселились французы, итальянцы и англичане, персы, турки и арабы. И как специалисты, и как «деловые люди».

Подобно всякой столице империи Петербург при­влекал людей всех объединенных империей народов, всех «окраин». Грузинская, армянская, греческая ко­лонии, мусульмане разных национальностей, даже буд­дисты свободно жили в городе, имели свои храмы, уча­ствовали в жизни Петербурга. Огромная