осталось. Нужна боевая песня. Такая, которая напомнит, что мы собираемся промаршировать по залам «Мира Нанотехнологий» и выйти оттуда, держа в руках контракт. И мы это сделаем! Потому что мы – «Пембрук, Холл, Пэнгборн, Левин и Харрис»!

Послышались шепотки, а Хонникер подошла к музыкальному автомату и набрала код. Секундой позже над залом раскатился оглушительно-громкий, ритмичный рокот барабана.

– Вот оно, люди! – воскликнула Хонникер. – Метьте свою территорию!

Посетители бара мгновенно разделились на два лагеря. Один – не столь многочисленный – откликнулся на призыв Хонникер и выстроился вслед за ней в длинную линию танца конга: встав в затылок и держась друг за друга. Лагерь большинства, в который попал и я, наблюдал за этим, не зная, что подумать. Танцоры принялись маршировать в такт музыке.

Солист пел что-то вроде: «Все будет отлично… это только вопрос времени», а «змея» струилась по залу, удлиняясь и вбирая в себя все новых участников. Хотчкисс, который уже успел присоединиться к ним, распевал: «Здесь моё, все моё, ты моя, ты так и знай… Этот мир – мой мир, так и знай, да, так и знай». И далее следовал гимн «своей территории».

Хонникер из Расчетного отдела вскинула в воздух сжатый кулак и возгласила:

– Да! Да, люди, вот оно! Пойте, пойте! – И танцоры дружно принялись подтягивать «Безжалостному убийце»:

Танец затягивал в себя все новых людей; «змея» удлинялась, заполняя собой зал. Мои коллеги давно уже находились во власти этой злобной, жесткой песни, и песня теперь принадлежала им. Они наплевали на всех прочих. Я не знаю, был ли «Безжалостный убийца» произведением Пембрук-Холла, если нет – значит, какое-то несчастное агентство вскоре будет рвать на себе волосы, узнав, что хит их группы превратился в нашу боевую песню.

Далее последовали другие вирши: «Вам меня никогда, ни за что не позабыть… В вашу жизнь, в вашу жизнь быстрым вихрем я ворвусь», а затем вступил хор. Снова, и снова, и снова… Началась война, и мы намеревались одержать в ней победу. Огилви, как я заметил, отозвал из зала своих людей, и сейчас они ждали за стойкой бара, наблюдая, как танец начинает жить своей собственной жизнью.

Песня длилась едва ли не вечность. Несколько человек из агентства до сих пор не присоединились к вакханалии, но их становилось все меньше. Огилви улыбался и покачивал головой, а женщина с синими глазами взирала на буйство с отвращением и любопытством. Так средневековый миссионер мог бы созерцать языческий ритуал; ее зачаровало и одновременно испугало это зрелище. Если я и впрямь собирался действовать, то наступил самый благоприятный момент.

«Мне на всех плевать».

У меня сжалось горло. Что, черт возьми, я скажу этой женщине?

Не желаете ли пойти в какое-нибудь местечко потише? Простите моих коллег – у них был тяжелый день?

Чтобы я ни собирался произнести, мне следовало бы поспешить. Поскольку «последняя ночь» этой женщины на земле подходила к своему логическому завершению.

«Этот мир – мой мир…»

Я еще раз посмотрел на «змею», которая раскачивалась из стороны в сторону, извиваясь по маленькому залу бара – мимо столов, мимо стойки, мимо игровых автоматов… Все уже изрядно напились. Люди стояли длинной вереницей, по большей части чередуясь – мальчик-девочка, мальчик-девочка, – и прижимались друг к другу потными, разгоряченными телами. Каждый держал стоящего впереди за бедра, вцепившись в них так, словно от этого зависела жизнь. И во всех глазах я видел один и тот же безумный блеск.

Напряжение витало в воздухе. В нем словно скапливалось электричество – стихийная сила, готовая в любой момент вырваться наружу. Не это ли конец света, которого мы ждали? Внезапно мне стало страшно. Но я был убежден, что женщина со странными глазами не растеряется перед лицом опасности.

Я сделал шаг к ее столику, и тут кто-то преградил мне дорогу. Хонникер из Расчетного отдела. Она разрумянилась, темные волосы обрамляли лицо. Одежда облепила тело.

Сверкали влажные губы.

Она улыбалась. Мне.

Змея приостановилась. За спиной Хонникер не оказалось «мальчика», а взгляд явственно говорил, что для полного счастья ей требуются лишь мои руки на ее бедрах.

– Боддеккер, – со смехом сказала она. – Давай же. Тряханем этот мир.

Все это обрушилось на меня в единый миг. Не так много времени минуло с тех пор, как я избавился от похмелья, И вот теперь я снова напился, провоцируя новое. Воздух был густым и тяжелым, но мне внезапно сделалось холодно. Меня охватила дрожь. За столиком возле музыкального автомата сидела женщина с глазами богини, и я отчаянно хотел поговорить с ней… А между нами стояла Хонникер из Расчетного отдела.

Жаль, что в баре отсутствовала Бэйнбридж. Тогда бы я точно знал, что мне делать.

Теперь же я растерялся и подозревал, что какое бы решение ни принял, оно окажется неверным. И в итоге я совершу самую страшную ошибку в своей жизни. Осознав это я выбрал единственное, что может сделать мужчина, обнаруживший, что разрывается между двумя женщинами…

Я еще раз глотнул спертого воздуха бара, перевел взгляд с моей богини на Хонникер из Расчетного отдела и с вежливым кивком, адресованным сразу двоим, вышел на улицу.

Здесь только что закончился дождь. Свежий воздух несколько протрезвил меня – по крайней мере тогда мне так показалось. Я ударил ногой по луже, засунул руки в карманы и решил, что прогулка пойдет мне на пользу.

И засим направился по улице в случайно выбранном направлении – навстречу Дьяволам Фермана.

Минула неделя…

За неделю я ухитрился начисто позабыть о Дьяволах Фермана. Я помнил некоторых своих школьных недругов и старых подружек лучше, чем их. Дьяволы ушли в небытие, забились в самый дальний уголок