– Нет, все нормально. – Она не ожидала такой бурной реакции и слегка запиналась. – Только немного унизительно, вот и все. Тогда‑то я с этим и покончила.
– Ты ничего не сказала Рут? – В тоне его голоса она уловила укор.
– Мне тогда казалось, так будет лучше: мама уж очень беспокоится обо мне.
– Расскажешь ей завтра же, когда приедешь домой! – последовало дальше приказным тоном.
– Я не думаю…
– Думать нечего, делай, что велят. Она вытаращила на него глаза, и в ней стало нарастать возмущение. Что он, в конце концов, суется в ее жизнь!
– Нет! – твердо ответила она.
– Не спорь со мной, Келси. Твоя мать – не ребенок и не идиотка, она заслуживает, чтобы ей все как следует объяснили. Полагаю, завтра он будет на твоем дне рождения вместе с остальными сослуживцами, и тебе следует по крайней мере оказать ей любезность и дать возможность вести себя соответственно.
– Тебя это не касается! – еле слышно прошипела она.
– А кого же еще? – Он говорил негромко, но настойчиво, и она поняла, что перед ней открылась другая его сущность – та, благодаря которой к тридцати годам он практически стал миллионером. – Так ты скажешь матери или это придется сделать мне? – В голосе Маршалла звучал металл.
– О, ради всего святого! – Она неотрывно смотрела на него в бессильном гневе. – Это моя жизнь, – снова повторила она.
– Безусловно, и ты управляешься с ней на редкость скверно. – (Она почувствовала: еще немного – и она его ударит.) – Ты уже не дитя и понимаешь, что этот человек совсем потерял голову; Рут мне говорила, что он, разыскивая тебя, пару раз даже звонил ей домой. Если он тебе нужен – отлично. Если же нет, твоей матери следует объяснить, в чем дело, прежде чем все это зайдет слишком далеко. А вдруг в следующий раз тебе не удастся от него отбиться? – Его взгляд леденил.
– Я вполне могу держать его в рамках! – Она говорила, но сама понимала, что это не так. С того вечера в машине Грег становился все настойчивее; при мысли о его жадных губах и цепких руках она едва заметно вздрогнула, а выражение ее лица лучше всяких слов сказало правду пытливому взгляду Маршалла.
– Келси! – Он снова наклонился вперед, взял ее руку, будто невзначай перевернул и провел пальцами по мягкой ладони. – Я не хочу портить наш вечер спорами об этом хаме. Мужчина, который добивается желаемого грубой силой, не вызывает у меня симпатий. Ты сделаешь так, как я сказал. Понимаешь? – Его лицо стало холодным и жестким, ни капли тепла; расширенными глазами она заглянула в его глаза и увидела, что в них. Он был в ярости. Вне себя от ярости. По ее спине пробежал холодок, и она возненавидела за это и себя, и его.
– Ну ладно, – неуклюже пробормотала она, пытаясь высвободить руку, – от его прикосновения она вся сжималась.
– Обещаешь? – безапелляционным тоном спросил он, и она угрюмо кивнула:
– Обещаю.
– Хорошо. – Маршалл снова откинулся на спинку стула, будто они беседовали о погоде, а его лицо опять приняло привычное небрежное и в то же время непроницаемое выражение.
Минуту спустя появился официант, Маршалл стал заказывать еду и вина, и Келси постепенно успокоилась. Она слушала малопонятную светскую беседу Маршалла с официантом, но вдруг, вздрогнув от ужаса, поняла, что боится этого человека. Это не был страх в обычном смысле слова, просто она вдруг осознала с убийственной отчетливостью, что Маршалл опаснее сотни таких, как Грег, и тем не менее какая‑то неведомая сила неумолимо притягивает ее к нему.
Глава 3
– Я нисколько не преувеличивал. Келси уже наполовину справилась с закуской и начала понимать, что Маршалл недаром такого высокого мнения о здешней кухне. Канапе из рыбы и миндаля, разложенные на подстилке из листьев хрустящего зеленого салата, просто таяли во рту, и у нее откуда‑то снова появился аппетит.
– Прошу прощения?
– Когда сказал, что долго дожидался этого вечера, – терпеливо объяснил он, рассеянно проводя пальцем по ободку своего высокого граненого фужера.
– Не понимаю. – Она настороженно поглядела на него. – Зачем тебе понадобилось снова со мной встречаться? – На самом деле ей вовсе не хотелось это знать.
– Полагаю, из чистого любопытства, – негромко ответил он, любуясь игрой световых бликов на рыжевато‑золотистых прядях ее волос.
– Любопытства? – Она гордо вздернула голову.
– А почему бы и нет? Не думала же ты, что я скажу, будто безумно в тебя влюблен?
– И в мыслях не имела, – холодно ответила она. – Такого признания я ожидала от тебя меньше всего.
– Похоже, ты обо мне не слишком высокого мнения, а? – вкрадчиво спросил он, а его глаза потемнели и стали похожи на сверкающие угли.
– А что, есть основания? Он пристально посмотрел на нее и наконец, пожав плечами, небрежно бросил:
– Знаешь, я начинаю подумывать, не следовало ли мне тебя назвать осой, а не пчелкой. Пчела – это ведь такое милое создание, правда? Комочек мягкого меха и чудесные прозрачные крылышки. – Она обожгла его взглядом, исполненным такой ярости, что он громко расхохотался, а в глазах заиграли озорные огоньки. – Да, оса, да и только.
Она уже почти доела горячее – тончайшие телячьи эскалопы с гарниром из овощного ассорти и крохотных поджаренных картофелинок, – когда постоянно усиливающееся смутное беспокойство, которое она ощущала уже несколько минут, получило наконец свое объяснение. С той самой минуты, как они заняли свои места за столиком, она обратила внимание на то, что несколько женщин чаще, нежели допускают правила хорошего тона, бросают взгляды в их сторону, хотя Маршалл, надо отдать ему должное, полностью игнорировал эти откровенные знаки внимания. Развязка не заставила себя ждать: одна из посетительниц, рыжеволосая, казавшаяся привлекательнее прочих, улучив момент, когда Маршалл смотрел в ее сторону, приподнялась со стула и призывно помахала ему. Келси видела, как напрягся Маршалл, ответивший ей коротким взмахом руки; от этого на ее красивом, похожем на кошачью мордочку лице отразилось такое откровенное вожделение, что Келси невольно покраснела от неловкости за сидевшего рядом с этой женщиной высокого красивого блондина, который сразу помрачнел.
– Одна из твоих старых подруг? – Как ни старалась Келси казаться безразличной, в тоне вопроса слышались саркастические нотки.
– ч Вот именно. – Бархатный голос Маршалла был невозмутим, но Келси видела, что откровенная наглость женщины вызывает у него недовольство: его карие глаза стали черными как ночь и едва заметно прищурились. – Не хочешь ли потанцевать, пока принесут десерт? – сухо спросил он.
