Келси неотрывно смотрела на него через столик; благодаря мягкому, приглушенному освещению ее янтарные глаза казались равнодушными и отчужденными. Она не желала танцевать с Маршаллом, и все же, как ни ужасно, именно этого ей хотелось больше всего. Противоположные желания разрывали ее на части; она была смущена, не в ладах с собой и неизвестно отчего разозлилась.

– Пошли. – Он наклонился через столик и, взяв ее за руку, поднял с места и притянул к себе. Когда он вел ее через зал, она не могла вымолвить ни слова; всем ее существом владела лишь одна мысль: сейчас она второй раз в жизни окажется в его объятиях. В прошлый раз она не произвела на него особого впечатления, и ей вдруг отчаянно захотелось, чтобы теперь было по‑другому. Он так владел собой, вел себя так раскованно; казалось, ничто его не трогает.

Уверенным и неторопливым движением он нежно привлек ее к себе, и они заскользили так слаженно, будто танцевали уже много лет. Когда мелодия сменилась и в зале зазвучали протяжные ноты медленного мечтательного вальса, Маршалл бережно и в то же время властно притянул ее к себе еще ближе, и его близость окончательно лишила ее самообладания. Прижатая к его широкой мускулистой груди, она непроизвольно трепетала и молила Бога, чтобы он этого не заметил, с волнением ощущая каждой клеточкой мощное мужское тело, движениям которого она так покорно следовала.

– Да, этого стоило дожидаться. – Маршалл посмотрел на нее сверху вниз; уголки его рта чуть заметно раздвинулись в улыбке. – И зачем только я ждал так долго?

Келси открыла рот для какого‑то легкомысленного ответа, но слова замерли у нее на губах, когда она заглянула ему в глаза, а когда его теплые губы коснулись ее губ в легком поцелуе, она, не в силах сопротивляться, непроизвольно ответила. Это длилось очень недолго: он тут же откинул голову и снова прижал ее к себе, но она почувствовала себя совершенно разбитой. Ему нельзя подчиняться ни на секунду. Ей‑то, слава Богу, известно, что он собой представляет, и она ведет себя непростительно. Женщины для него просто развлечение и ничего не значат – даже меньше, чем ничего. Но, как ни странно, это ее так волнует – быть в его объятиях, слышать медленное биение его сердца, ощущать…

– Марш, дорогой… – Низкий женский голос был сладок как мед, а едва заметная чувственная хрипотца придавала ему неповторимое своеобразие. Келси не нужно было поворачивать голову, она и так знала, кто это.

Рыжая и ее кавалер стояли рядом, и Маршалл заговорил именно с мужчиной; он сразу же протянул ему руку, другой продолжая слегка обнимать Келси за талию:

– Привет, Кент. Рад тебя видеть. Когда вы вернулись?

– На прошлой неделе. – Бледные щеки блондина пошли багровыми пятнами; Келси заметила, что он бросает подозрительные взгляды то на свою спутницу, стоящую рядом, то на невозмутимое лицо Маршалла. – А ты что, не знал?

– А почему я должен знать? – Тон Маршалла оставался таким же небрежным, и после долгой паузы Кент, казалось, успокоился, заставил себя резко кивнуть головой и пожал протянутую Маршаллом руку.

– Думаю, и впрямь незачем.

– Марш, котик, ты нас не познакомил. Кто эта милая девушка, которую ты так благоразумно от нас скрывал?

Маршалл обернулся и медленно смерил рыжую взглядом, и в его пронзительных глазах появилось такое выражение, что Келси судорожно проглотила слюну.

– Келси – мой старый друг, – спокойно сказал он. – Когда‑то я знавал ее отца. Келси, познакомься: это Джейд и Кент. Кент и Джейд, Келси. – Его тон был небрежным, и раскосые глаза женщины, еще более сузившись, стали похожи на осколки синего стекла, отчего ее маленькое лицо стало еще больше походить на кошачью мордочку; впрочем, это нисколько не испортило ее чувственной красоты, скорее наоборот.

– Ты хочешь сказать “юный друг”, дорогой? – Она издала легкий смешок, хотя ее тяжелый взгляд испепелял, и дотронулась до шелкового рукава Келси длинными, похожими на когти хищной птицы наманикюренными ногтями. – Должна тебя предупредить, милочка, поберегись. Это самый настоящий злой серый волк, и он, похоже, проголодался.

– Джейд! – Грубо рванув женщину за руку, Кент развернул ее к себе и, обращаясь к Маршаллу, который с каменным лицом наблюдал за происходящим, сказал извиняющимся тоном:

– Прости, Маршалл, она сегодня не в себе.

– Как раз наоборот. – Едкий, циничный, презрительный тон, каким это было сказано, не оставлял сомнений: Маршалл знает, о чем говорит. – Это и есть настоящая Джейд, Кент. Присмотрись, и ты убедишься.

– Ну, ты!.. – Рыжая занесла руку для удара, но Маршалл остановил ее своей железной хваткой, не сводя глаз с побелевшего как мел лица ее спутника.

– Отвези ее домой, Кент. – В голосе Маршалла звучала усталость.

Двое мужчин обменялись коротким взглядом, выражавшим нечто, понятное только им. Чуть заметно кивнув головой, Кент наконец повернулся на каблуках и направился к выходу, чуть ли не силой таща за собой бушующую Джейд. Уже на пороге она обернулась и бросила на Маршалла злобный взгляд, исполненный какого‑то непонятного болезненного вожделения, и Келси содрогнулась. От одного вида этой женщины ей стало не по себе.

– Мне очень жаль. – Взяв Келси за подбородок, Маршалл заглянул ей в лицо; его прищуренные глаза были непроницаемы и холодны. – Я не знал, что они сегодня будут здесь. Мне казалось; они еще не вернулись из свадебного путешествия.

– Свадебного путешествия? – Келси удивленно уставилась на Маршалла, который снова привлек ее к себе, и чуть отодвинулась назад, пытаясь заглянуть ему в лицо. – Какого еще свадебного путешествия?

– Полагаю, это такой странный обычай, который у нас, особей вида “гомо сапиенс”, принято исполнять после некоей церемонии, – холодно ответил он и уставился на ее лицо, выражавшее крайнее недоверие.

– Я отлично знаю, что такое свадебное путешествие, – яростно прошипела она, делая вид, что не замечает его молчаливого предостережения не развивать эту тему дальше. – Мне непонятно другое: почему эта женщина вышла замуж.

– Тебя это удивляет? – глухо проронил он.

– Да, безусловно. – Чтобы скрыть свою дрожь, она чуть отодвинулась от него, он почувствовал это едва заметное движение, и его губы зловеще сжались. – Ведь она от тебя без ума, и это совершенно очевидно.

– У нее странный способ демонстрировать свои чувства, – бесстрастным голосом заметил он. – Или, по‑твоему, дать кому‑нибудь оплеуху – это признак любви?

– Не передергивай мои слова, Маршалл! – Они уже перестали притворяться, что танцуют; он все еще держал ее за талию, но она высвободилась из его объятий. – Она жутко расстроилась, увидев тебя со мной; с чего бы ей иначе устраивать такую сцену. Да к тому же они только что поженились! Знаешь, по‑моему, это все…

– А по‑моему, это все тебя не касается. – Его глаза стали ледяными. – И в любом случае, я не намерен обсуждать личные вопросы посреди танцплощадки. Думаю, нам пора вернуться за стол.

Когда он, небрежно держа Келси за талию, вел ее к столу, ее щеки так и пылали. Его очевидное хладнокровие было просто возмутительно! Он держался с ней так, будто она во всем виновата!

– Что ж. – Не отрываясь, он смотрел через стол ей в глаза. – Полагаю, после такой неловкой сцены я обязан дать объяснения, но прошу: избавь меня от твоего доморощенного морализирования.

Чтобы поднять голову и спокойно посмотреть ему в глаза, ей понадобилось