– Спасибо. – Она холодно кивнула, пытаясь подавить страх, который мягким серым облаком обволакивал ее. Вечер уже подходит к концу, ей нет нужды видеться с ним в дальнейшем; она сомневается, встретятся ли они когда‑нибудь еще… При этой мысли ее губы тронула кривая усмешка. Почему же он так ее тревожит? Она не могла разобраться в своих чувствах, и это ей не нравилось.
Почти весь обратный путь прошел в глубоком молчании, но Келси почему‑то никак не могла успокоиться; наоборот, ее нервы были напряжены до предела. Салон машины был слишком интимным, а он – совсем рядом. Исходивший от него едва уловимый запах, его запах, кружил ей голову, она всем своим существом ощущала мощные руки на руле и длинные мускулистые ноги, вытянутые к педалям совсем рядом. Когда большая машина плавно затормозила у ее дома и он повернулся к ней лицом, черты которого из‑за полумрака было трудно различить, она почувствовала какое‑то странное ощущение в низу живота. Она хочет, чтобы он ее поцеловал! Стоило ей это осознать, и она вся напряглась, испытывая к себе глубокое отвращение.
– Не беспокойся, я не собираюсь на тебя набрасываться, – лениво бросил он, решив, что она так напряжена оттого, что нервничает.
– Спасибо за чудесный вечер, – вежливо сказала она, хотя ее сердце готово было выпрыгнуть из груди. – Я получила огромное удовольствие.
– Какая же ты все‑таки лгунья, девочка! – бросил он дрожащим от сдерживаемого смеха голосом, и его губы тронула насмешливая улыбка.
– Да ты просто.., просто…
– Сжалься! – В его глазах плясали веселые искорки. – Ей‑Богу, еще одной словесной порки мне сегодня не вынести. – Он открыл дверцу и, стремительно обойдя вокруг машины, помог ей выйти на освещенную луной улицу.
Они оказались лицом к лицу, и Келси подняла голову. В лунном свете он казался таким огромным и темным. У нее по всему телу побежали мурашки.
– Спокойной ночи, Келси. – Нагнувшись, он коснулся губами ее щеки, и от разочарования она едва не топнула ногой. Неужели он сейчас вот так и уедет и не поцелует ее по‑настоящему? А что, если она его никогда больше не увидит, а ей так хочется знать… На мгновение ее мысли запнулись, а затем снова помчались вскачь. Да, ей хочется знать, испытает ли она такое же потрясение, как в тот раз. Тогда вкус его поцелуя долго не давал ей покоя, ночь за ночью она металась и ворочалась в постели до утра, не в силах совладать со своим семнадцатилетним телом.
– Спокойной ночи, – едва слышно ответила она.
Он сел обратно в машину, и когда мотор мягко заработал, окно с жужжанием опустилось, и он негромко проговорил:
– Кстати, я не забыл о подарке тебе. Завтра привезу.
– Завтра? – Она непонимающе уставилась на него.
– Рут пригласила меня на торжество. Ты что, не знала?
– Нет, не знала. – Так она и думала! Мама снова занялась устройством ее судьбы. Если у Келси не было поклонников. Рут воспринимала это как личное оскорбление, а за последние месяцы она не раз напоминала дочери о том, что вышла замуж в двадцать один год. Маршалл ей всегда нравился больше всего на свете, если не считать сливочного сыра!
– Мое присутствие нежелательно? – сухо спросил он.
– Да.., нет… Я хочу сказать…
– Решай, да или нет, и позвони мне домой, когда я приеду, – спокойно сказал он со все тем же загадочным выражением на бесстрастном, как маска, лице. Прежде чем она успела ответить, он исчез, а она осталась стоять с открытым ртом на пороге тускло освещенного парадного.
Следующий день выдался погожим. Час она ехала к матери, везя на заднем сиденье груду поздравительных открыток, и все это время ослепительное солнце било ей прямо в глаза.
Подъезжая по длинной извилистой дороге к дому, она заметила, что рабочие из бюро обслуживания деловито устанавливают на лужайке перед домом навес, и не в первый уже раз подумала о том, как мудро распорядился отец своим капиталом, обеспечив жену на всю жизнь. Ее мать могла не только продолжать жить в чудесном семейном доме, который она так любила, отец оставил ей также ежемесячный доход, позволявший вести безбедное существование. “Папа, милый папа”. Затормозив у широкого подъезда, Келси, не выходя из машины, окинула взглядом гладкую лужайку, окруженную вековыми деревьями и буйно цветущими кустарниками. “Как мне тебя не хватает!'
Ощутив знакомый приторный аромат вьющихся роз, оплетавших каменный фасад дома, она выскользнула с охапкой открыток в руках из машины навстречу запахам позднего лета.
– Келси! – Мать прямо на пороге дома стиснула ее в неистовых объятиях, будто они не виделись целых два года, а не две недели. – Как ты чудесно выглядишь, доченька!
Потребовалась не одна чашка кофе, прежде чем они закончили обмениваться последними новостями. Келси разобрала предназначенный для нее ворох открыток и бандеролей. Остаток утра пронесся в вихре лихорадочной деятельности. К середине дня все было готово к приему полусотни гостей, которые были приглашены на вечер, и, когда рабочие удалились, обещав вернуться заблаговременно перед началом празднества, обе женщины рухнули от усталости.
– Ты хорошо провела вчерашний вечер? – спросила Рут будто невзначай, когда они устроились на подушках в гамаках возле открытых стеклянных дверей гостиной, чтобы выпить еще по чашечке кофе.
– Так себе. – Келси небрежно пожала плечами. Она не намерена говорить с матерью о Маршалле. Их взгляды на этого человека диаметрально противоположны.
– Всего лишь “так себе”? – Рут недоверчиво подняла брови. – Только не говори мне, что ты предпочитаешь этого Грега настоящему мужчине, вроде Маршалла.
– Ах, Грега? – Келси взглянула на мать, и ей сразу же вспомнилось обещание, данное Маршаллу. – Знаешь, я тебе кое‑что должна о нем рассказать. – (Мать восприняла рассказ гораздо лучше, чем ожидала Келси, хотя под конец ее мягкие губы поджались, а голубые глаза стали непривычно суровыми.) – Ничего страшного не произошло, – спокойно заверила ее Келси, – но я не намерена искушать судьбу еще раз.
– Еще бы! – На лбу у матери появилась угрюмая морщинка. – Жаль, что он вечером будет здесь. Полагаю, все это осложняется еще и тем, что ты работаешь у его отца?
– Я не могла пригласить всех остальных и не пригласить его, – поспешила ответить Келси. – Кроме того, пусть лучше все умрет естественной смертью, а то неприятностей не оберешься. Я просто решила, что тебе следует знать, чтобы ты не суетилась вокруг него и тому подобное. Веди себя с ним точно так же, как с остальными, – вот и все, что требуется.
– Пожалуй, если не возражаешь, я пойду вздремну полчасика наверху? – спросила она, позевывая.
– Отлично, давай, – не раздумывая, согласилась Келси. – А я, пожалуй, прилягу на коврике в розарии. Там так славно, – Мать уже закрывала за собой стеклянную дверь, когда, повинуясь безотчетному импульсу, Келси вдруг ее окликнула:
– Мам? – (Рут обернулась и вопросительно посмотрела на нее.) – Я о Маршалле. Он ведь не женат или что‑нибудь в этом роде?
– “Что‑нибудь в этом роде”, полагаю, у него было предостаточно, –