раз посмотрела на невесту. Хотя лицо девушки нельзя было назвать красивым, оно, бесспорно, было миловидным, большие дерзкие голубые глаза жизнерадостно сверкали, а мягкие белокурые волосы легкими волнами обрамляли узенькое личико. Она явно старалась извлечь из этого самого великого дня своей жизни максимум удовольствия и, похоже, считала застенчивость излишней: смеясь, заговаривала то с одним, то с другим гостем, без тени смущения кокетничала с ними и тут же, привстав на цыпочки, целовала жениха в щеку и шептала ему на ухо что‑то такое, от чего его красивое лицо расплывалось в широкой улыбке.
– Кого? – Она не могла удержаться и спросила, хотя и понимала, что он предпочел бы, чтобы она промолчала.
– Лору, мою бывшую жену. – Его голос был теперь совершенно бесстрастен, но, когда она отвернулась, чтобы снова взглянуть на невесту, к ее горлу опять подкатила дурнота.
– Она была такая же хорошенькая? – Келси с трудом удавалось скрыть свое волнение.
– Думаю, да, – спокойно ответил он. – У Лоры были такие же глаза и волосы, и еще она была такая же энергичная и жизнелюбивая, как, кажется, и эта девушка.
– Где она теперь? – осторожно спросила она, стараясь не глядеть на Маршалла. Несмотря на бесстрастный голос и холодное лицо, она инстинктивно чувствовала, что причиняет ему своими расспросами страшную боль.
– Она умерла. – Его слова повисли в неподвижном воздухе.
– Умерла? – От потрясения Келси побледнела и повернулась к Маршаллу. – Ой, Маршалл, прости, мне об этом никто не говорил.
– А к чему им говорить? – спросил он с кривой усмешкой, глядя все так же безучастно. – Она умерла через каких‑нибудь девять месяцев после нашей свадьбы. Пара лет – и почти никто уже не помнил, что я когда‑то был женат.
– Но это же ужасно! – Она умерла! Его жена умерла?
– Нет, именно этого я и хотел. – Он внезапно завел мотор. – Нужно всегда двигаться по главному фарватеру жизни, Келси, иначе увязнешь на мелководье. – Такого сурового выражения лица она у него еще не видела.
– Да. – Смысл его слов был непонятен, но внезапно, сама не зная почему, она почувствовала себя очень несчастной. Столько лет она считала его холодным, бессердечным эгоистом, которому на всех и все наплевать, а он оплакивал свою умершую жену, с которой прожил так мало.
Она вся похолодела. – Ты, должно быть, очень ее любил, – горестно сказала она.
Перед тем как вывести машину на дорогу, он бросил на Келси еще один беглый взгляд.
– Мои чувства к Лоре так же неизгладимы, как незабываемы мои воспоминания о ней. – Он произнес эти слова без всякого выражения, но ее они потрясли. Такая любовь.., знала ли его жена, какое счастье ей выпало? Какое великое, немыслимое счастье?
– И тебе никогда не хотелось снова жениться? – Задавая этот вопрос, она посмотрела на его суровый профиль и увидела, что он сжал губы так, что рот превратился в тонкую белую черту. От боли, решила она.
– Нет, – резко бросил он в ответ. – Я не видел в этом необходимости.
В напряженной тишине она откинулась на спинку сиденья огромного автомобиля, который продолжал глотать мили. Свежий ветер унес тучи, небо очистилось, и неяркое осеннее солнце залило все вокруг теплым золотистым сиянием, но она не замечала красоты леса, через который они ехали: она ушла в себя.
Как я ошибалась, терзалась Келси. Все эти годы я считала его бессердечным повесой, способным испытывать не более чем физическое влечение, а он тосковал по жене, которую потерял, и заполнял пустоту чередой любовниц, которые, по‑видимому, нисколько не трогали его разбитого сердца. Она, наверное, умерла совсем молодой, какая трагедия! А вдруг он ее все еще любит? От этой мысли у Келси все внутри перевернулось и кровь застыла в жилах.
– И о чем это так задумалась эта умненькая головка? – чуть насмешливо спросил Маршалл, и Келси возблагодарила небо, что он не может читать ее мысли.
– Ни о чем. – Она выдавила из себя улыбку. – Куда мы едем?
– Я знаю здесь неподалеку отличную маленькую чайную, – отрывисто проговорил он. – Теперь, когда мы уже сто лет как обручились, думаю, мы можем себе позволить такие светские развлечения, как ты думаешь?
– Возможно. – Она старалась не смотреть на него.
– Что ж, учитывая то, что в некоторых других привилегиях мне будет отказано, я решил, что мне нужно попробовать немного подправить свой имидж.
– Все равно у тебя ничего из этого не выйдет, – огрызнулась Келси, тряхнув головой, и он, негромко рассмеявшись, весело глянул на нее искоса.
– Похоже, с вами не соскучишься, мисс Хоуп, – в вас есть гораздо больше интересного, чем одно хорошенькое личико. – Он шутил над ней, она это понимала и, желая поддержать взятый тон, так же шутливо заметила:
– А я не буду спешить с выводами и посмотрю, смогу ли сказать то же самое о тебе.
Он снова рассмеялся с явным удовлетворением, расправил плечи и быстро провел рукой по коротко подстриженным черным волосам. Как ей хотелось бы, чтобы он не был так высокомерен и красив, как хотелось, чтобы мужская сила, исходившая из всех его пор, била чуть меньше выражена, как хотелось… Внезапно она оборвала себя, смутившись и испугавшись направления, которое принимали ее мысли. Что это ей вдруг захотелось от него такую чертову уйму и все сразу?
– Я бы хотел, чтобы мы уже к концу недели были в Португалии.
– Мы? Ты что, собираешься в это время там жить? – При этой мысли Келси охватила паника.
– А что, это так ужасно? – Он одарил ее быстрой язвительной улыбкой. – Нет, конечно, но я буду заскакивать по выходным посмотреть, как идут дела.
– Заскакивать? – (Он говорил об этом так, будто хотел пойти к соседям одолжить чашку сахара.) – Но ведь это будет страшно дорого?
– А что, мне следует быть экономным, по‑твоему? – сухо ответил он.
Она залилась горячей краской – надо же было сморозить такую глупость! Он, конечно, может это себе позволить, и ей это отлично известно.
– Твоя чайная, должно быть, какое‑то чудо; мы уже, кажется, проехали не один десяток миль, – сказала она, когда воцарившаяся в машине тишина стала бить ей по нервам. – Нам еще далеко? – Она оглядела свои джинсы и джемпер. – Меня туда вообще‑то пустят в таком виде?
– Ты бы прекрасно выглядела в чем угодно.., или даже вообще безо всего, – опасно пошутил он. – Да, мы уже приехали. Минута‑другая – и мы на месте.