побагровело. Он не привык, чтобы ему приказывали; с детства избалованный богатым отцом, он впервые был вынужден кому‑то подчиняться – и воспринимал это как страшное унижение.

– Пожалуй, да, – угрюмо проронил Грег, пятясь назад, и чем больше увеличивалось разделявшее их расстояние, тем больше у него прибавлялось храбрости. – Я‑то могу и подождать.

Она будет рада‑радешенька приползти ко мне на брюхе, когда ты с нею покончишь.

Келси услышала, как затрещала рубашка Маршалла; рванувшись вперед, он почти отбросил Келси в сторону. Грег, однако, предвидел, что соперник отреагирует на его слова таким образом. Он обратился в бегство, двумя прыжками пересек лужайку и скрылся за домом. Через несколько секунд до них донесся рев его спортивного автомобиля, промчавшегося по дороге, а потом шум двигателя заглушила музыка.

Келси, вся дрожа, не сводила глаз с угрюмого лица Маршалла. Все произошло слишком быстро, и безобразная грубость Грега расстроила ее так, как она и представить себе не могла.

– Ладно, пошли в дом. Я принесу тебе бренди.

Она послушно прошла за ним в дом, он быстрым шагом провел ее через комнаты, где толпились гости, и они оказались в маленькой пристройке, раньше служившей ее отцу местом уединения. Происшедшее совершенно ее обессилило.

– Посиди здесь, я сейчас вернусь. – Он усадил ее в старое кресло и вышел, захлопнув за собой дверь, но буквально через минуту вернулся с бокалом, почти на треть наполненным чистым бренди. – Пей.

Не в силах спорить, она повиновалась. Когда огненная жидкость обожгла ей горло, она от удивления поперхнулась и беспомощно закашлялась, но едва она перевела дыхание, как Маршалл снова поднес бокал к ее губам и не отнимал, пока она его почти не осушила.

– Извини за рубашку, Маршалл. – Нервная реакция и выпитое бренди настроили ее на легкомысленный лад, и она тупо уставилась на его обнаженную грудь, видневшуюся из распахнутой рубашки.

– Ничего страшного, всего несколько пуговиц, – ласково ответил он и осторожно приподнял пальцем ее подбородок. – Как ты?

– Ничего, – пробормотала она, с трудом шевеля побелевшими губами.

– Жаль, что ты не дала мне ему двинуть как следует. – Его голос вдруг переменился и стал угрюмым. – Ему очень требуется хорошая встряска. Ну, что ты теперь намерена предпринять?

– Что? – Она не могла думать; ее мозг, казалось, превратился в кусок льда.

– Я насчет Грега, Келси. Что ты собираешься предпринять? Он тебе теперь на работе проходу не даст, – терпеливо объяснял он.

– Да, пожалуй, ты прав. – Она посмотрела на него затуманенными глазами. – Я не могу туда вернуться. Чтобы я еще раз с ним встретилась.., да никогда в жизни! – Она вздрогнула, вспомнив озверевшее лицо Грега, извергающего на нее свои сальности. – Я могу найти другую работу; его отец не единственный на свете, кто занимается дизайном интерьеров.

– Нет, конечно, но надо подумать и о другом. – Он говорил спокойно и неторопливо.

– О чем? – Она подняла на него удивленный взгляд. – О чем еще нужно подумать?

– Стоит ему начать поливать тебя грязью в определенных кругах, и твоему доброму имени конец, – бесстрастным голосом объяснял он. – Он уж постарается сделать так, чтобы не осталось ни единого человека, сомневающегося в том, что ты моя любовница.

Маршалл был прав; когда это до нее дошло, она широко раскрыла глаза и залилась краской.

– Ну и что?

– А то! – Впервые с тех пор, как они вошли в эту комнату, он стал более или менее походить на себя. – Не говори чепухи.

– Что ж, даже если ты прав, тут уж ничего не попишешь, так ведь? – со злостью ответила она. – Мне остается только переждать эту бурю и верить, что людей, которые меня по‑настоящему знают, не удастся сбить с толку какими‑то сплетнями.

– Какой же ты все‑таки иногда ребенок! – Он сердито посмотрел на нее. – Неужели ты всерьез думаешь, будто кто‑нибудь хоть на секунду усомнится в услышанном? Так не, бывает, Келси, тем более что среди женщин обо мне уже сложилось вполне определенное мнение.

– И совершенно понапрасну, – кисло сыронизировала она, и он таинственно улыбнулся:

– Рад, что ты уже отходишь. Да, между прочим, именно так, совершенно понапрасну. Достаточно мне один раз появиться на людях с какой‑нибудь женщиной, и все считают, что я уже полгода как с ней сплю. Обычно в тех кругах, где я вращаюсь, этому не придают значения, но я не хочу, чтобы предметом подобных сплетен оказалась ты.

– И с чего бы это тебе обо мне беспокоиться? Я что‑то не припомню, чтобы ты в свое время так беспокоился об Анне или, если уж на то пошло, о Джейд. – Она сердито на него взглянула. Это он во всем виноват! Она не знала точно, как, но виноват во всем один только он, это уж точно.

– Ну, они – совсем другое дело. Женщины, подобные Анне и Джейд, отлично могут постоять за себя.

– А я, значит, по‑твоему, не могу?! – огрызнулась разъяренная Келси.

– А что, разве можешь? – ласково спросил он, и спустя несколько долгих мгновений она подняла на него подозрительно заблестевшие глаза.

– Оставь меня в покое, Маршалл, вот и все.

Ты с этим все равно ничего не сможешь поделать. Я найду другую работу и начну все сначала. Пожалуйста, не беспокойся. – Единственное, чего она хотела, – это чтобы он ушел, а она могла заползти в свою спальню наверху и дать волю слезам, грозившим разорвать ей сердце. Нет сомнений, день ее совершеннолетия запомнится ей навсегда. Похоже, она одним махом теряет работу и двух поклонников. Ей понятно, к чему он клонит. Сейчас он скажет, что будет держаться от нее на почтительном расстоянии, пока все не утрясется. Ей не в чем его винить – это и впрямь разумное решение.

– Я могу сделать очень многое, но ты должна мне помочь, – ровным голосом произнес он, и в тоне, каким это было сказано, звучали такие нотки, что она вскинула голову и пристально вгляделась в его лицо. На сегодня с нее довольно!

– Да? – Она подняла на него огромные янтарные глаза, полные слез, и, когда он смерил ее взглядом с высоты своего роста, на его загорелой щеке на мгновение дернулся мускул. – И что же мне делать?

– Согласиться выйти за меня замуж. Это было сказано негромко, все тем же невозмутимым тоном, и сначала Келси показалось, что она ослышалась, но одного взгляда на его смуглое лицо было достаточно, чтобы убедиться: он говорит совершенно серьезно.

– Не понимаю. – Она не сводила с Маршалла потрясенных глаз. – О чем ты?

– Я не требую, чтобы ты шла до самого конца. – Увидев, как она потрясение побледнела, он улыбнулся, пряча в глубине глаз горькую самоиронию. – Мне понятно, это будет для тебя просто непосильная жертва. Но если мы объявим о нашей помолвке сегодня, сейчас же, пока Грег еще не успел напакостить, проблема решится сама собой. Пройдет каких‑нибудь полгодика, ты публично