Пред тобой она смутилась — дева, гордая доселе, И девическую скромность предпочла в любовном деле'. 'О сестра, — сказал я деве, — для меня лишь ты бальзам! Заклинаю, будь мне другом, я за все тебе воздам. Шли ко мне свои посланья и, со мною пополам, Благосклонное вниманье прояви к моим делам'. На коня я сел, поехал, не обласканный приветом, До утра в опочивальне просидел я нераздетым, Я, кристалл, рубин и роза, стал синей индиго цветом, Утешался тьмою ночи, унывал перед рассветом. Тут посланцы от хатавов возвратились налегке. Изъяснялся хан подвластный на враждебном языке: 'Мы, хатавы, не трусливы, наша крепость на замке. Что нам царь земли индийской? Разве мы в его руке?'
ОТВЕТ РАМАЗА И ПОХОД ТАРИЭЛА НА XАТАВОВ
'Я, Рамаз, — писал властитель, — извещаю Тариэла: Удивляюсь, как дерзнул ты говорить со мною смело. Разве ты указчик хану, чьим владеньям нет предела? Прекрати свои писанья, до тебя мне нету дела!' И тотчас же за войсками понеслись мои старшины. Многочисленны, как звезды, были Индии дружины. Из далеких мест и близких устремились их лавины И заполнили собою горы, скалы и долины. Не задерживаясь дома, шли они на голос мой. Я собравшемуся войску смотр устроил боевой. Похвалил его убранство, быстроту и ратный строй, Хорезмийское оружье, легкость конницы лихой. Тут я поднял над войсками стяг владыки черно-красный И велел без промедленья собираться в путь опасный, Сам же плакал и томился, удручен судьбой злосчастной: 'Как покину я столицу, не увидевши прекрасной?' Я пришел домой, не в силах превозмочь сердечной скуки, И сочились из запруды слезы горести и муки. 'О судьба, к чему ты клонишь? — я твердил, ломая руки. — Для чего безумцу роза, если с нею он в разлуке?' И письмо — не диво ль это! — подал мне слуга опять. И опять Асмат писала мне, возглавившему рать: 'Приходи! Тебя царевна снова хочет увидать. Это лучше, чем томиться и в разлуке увядать!' И воспрянул я душою, положив конец заботам. Были сумерки, когда я подъезжал к ее воротам. Кроме девушки-рабыни, я не встретил никого там. 'Поспеши, о лев, к светилу и дивись его щедротам!' В многоярусную башню я поднялся вслед за нею И увидел то светило, о котором пламенею. В изумрудном одеянье, средь ковров, любимых ею, Мне напомнила царевна станом стройную лилею. Близ ковра остановившись, перед нею я поник, Свет блаженства и надежды, словно столп, в душе возник. Был красив, как луч светила, молодой царевны лик, Но она его стыдливо приоткрыла лишь на миг. 'Дай, Асмат, подушку гостю', — дева вдруг проговорила. Я послушно сел напротив той, чей лик светлей светила. Сердце, отданное року, радость снова озарила. Удивляюсь, как живу я, вспоминая то, что было! 'Витязь мой, — сказала дева, — я тебе при первой встрече Не промолвила ни слова, презирая красноречье. Увядал ты, как растенье, от возлюбленной далече, Но и мне ведь подобали скромность и чистосердечье. Знаю: женщины обычно пред мужчинами молчат, Но молчать о тайнах сердца тяжелее во сто крат. Для людей я улыбалась, а в душе таила яд.
