Раз, когда мы задержались на окраине дубравы, Снова, кланяясь бесстыдно, подошли ко мне хатавы, Привели коней в подарок и воскликнули, лукавы: 'Хан тебя желает видеть, ибо ты достоин славы! Хан клянется амирбару, что, забыв свои пиры, Завтра встретит он героя и вручит ему дары'. Я из войлока поставил тем посланникам шатры, Принял ласково и выдал для ночлега им ковры. Не проходит в этом мире дело доброе бесследно! Раз один из тех хатавов к нам пробрался незаметно. 'Послужить тебе, — сказал он, — я давно пытаюсь тщетно, Оказать тебе услугу, ибо предан беззаветно. Дело в том, что твой родитель воспитал меня когда-то. Я обязан об измене известить тебя, как брата. Страшно мне, что будет роза ныне сорвана и смята. Слушай, я тебе открою замышленья супостата. Знай, мой витязь: эти люди обмануть тебя хотят. В неком месте их сигнала ждет стотысячный отряд. Втрое большая дружина выйдет к вам наперехват. Если ты не примешь меры — не воротишься назад. Хан тебя с дарами встретит, будет льстить и унижаться. Усыпив твое вниманье, хитрецы вооружатся. Войско выйдет из засады, лишь костры их задымятся. Если ж тысячи нагрянут — одному куда деваться?' Благодарностью ответил я на это извещенье. Я сказал: 'Коль уцелею, дам тебе вознагражденье. Уходи теперь обратно, чтоб не вызвать подозренья, Если я тебя забуду, буду проклят в тот же день я'. Тайну вражескую эту не открыл я никому, — Будь что будет, все советы одинаковы уму! Но приказ с гонцом надежным выслал войску моему: 'Поспешите через горы к амирбару своему!' Утром я велел хатавам передать письмо Рамазу: 'Хан Рамаз, спеши навстречу, я явился по указу!' Снова шел я до обеда, не боясь дурного глазу, Ведь кого судьба захочет, все равно прикончит сразу. Наконец завесу пыли заприметил я с кургана. 'Вот идет Рамаз, — сказал я, — он раскинул сеть обмана, Пусть мой меч непобедимый поразит злодея-хана!' И тогда мою дружину со всего собрал я стана. Я сказал дружине: 'Братья, наши недруги — лгуны, Обессилеть наши руки перед ними не должны. Те, кто пал за государя, — к небесам вознесены. Нам ли меч таскать без дела, коль настали дни войны?' Зычным голосом в доспехи приказал себя облечь я, И надели мы кольчуги, и надвинули оплечья, И построил я дружину, и повесил сбоку меч я, И обрек в тот день хатавов на страданья и увечья. Мы приблизились. Хатавы, увидав сверканье стали, Мне с великою досадой приближенного послали: 'Почему вы не свершили, то, что нам пообещали? Видя вас в вооруженье, мы в заботе и печали'. Я велел сказать Рамазу: 'Знаю умысел я твой, Но не быть тому, изменник, что задумано тобой! Как велит обычай предков, выходи на смертный бой! Взял я меч — и, значит, скоро ты простишься с головой!' Удалился тот посланец, и его не слали боле. Выдав замысел Рамаза, дым столбом поднялся в поле. Войско вышло из засады, незаметное дотоле, Но нанесть мне пораженье не смогло по божьей воле. Взяв копье, простер я руку и закрыл лицо забралом И в сраженье, полный рвенья, полетел с отрядом малым. Я продвинулся на стадий в наступленье небывалом. Но враги стояли твердо, образуя вал за валом. Увидав густые толпы, прямо к ним рванулся я. 'Он безумец!' — закричали люди, в грудь себя бия. Я пронзил передового, но сломал конец копья.
