Горевали царь с царицей: не давал им бог детей, Горевала и дружина, и народ индийский с ней. В это время я родился. Царь решил с женой своей: 'Будет он нам вместо сына, ведь и он — дитя царей'. Стал я жить в чертоге царском, окруженный мудрецами, Обучался править царством и начальствовать войсками. Обиход познав державный и освоившись с делами, Я возрос и стал как солнце — лев, сильнейший между львами. Лишь тебе, Асмат, известно, как поблек я в цвете лет. Был же я прекрасней солнца, как прекрасней тьмы рассвет. Всякий, кто со мной встречался, восклицал: 'Эдемов цвет!' Ныне я — лишь тень былого, тень того, кого уж нет! На шестом году узнал я, что беременна царица. Срок прошел, настало время царской дочери родиться...' Витязь смолк... Ему водою окропила грудь девица... Он сказал: 'Родилась дочка, светозарна, как денница! Мой язык, увы, не в силах описать ее красоты! Фарсадан, весь день пируя, позабыл свои заботы. Драгоценные подарки привозили доброхоты, И посыпались на войско бесконечные щедроты. Справив пышные родины, стали нас растить супруги. Дочь царя, подобно солнцу, стала счастьем для округи. Одинаково любили нас родители и слуги... Но смогу ль назвать я имя дорогой моей подруги!' Снова смертная усталость Тариэлом овладела, Автандил заплакал тоже, огорченный до предела. Но когда Асмат водою оживила Тариэла, Он сказал, вздыхая горько: 'Как душа не отлетела! Эту девушку, мой витязь, звали Нестан-Дареджан. Доброта ее и разум удивляли горожан. Лет семи она сияла, словно солнце южных стран. Потеряв ее, заплачет и бездушный истукан! В год, когда она созрела, стал я воином отважным. Царь воспитывал царевну и к делам готовил важным. Возвращенный в дом отцовский, но привыкший к царским брашнам, Львов душил я, словно кошек, в состязанье рукопашном. Безоаровую башню царь воздвиг для черноокой, Был рубинами украшен паланкин ее высокий. Перед башней, средь деревьев, водоем сиял глубокий. Здесь меня царевна наша болью ранила жестокой. Здесь курильницы курились, арфы слышался напев. То скрывалась в башне дева, то гуляла средь дерев. И Давар, сестра царева, в царстве каджей овдовев, Всем премудростям учила эту лучшую из дев. За прекрасною завесой аксамита и виссона Возросла она, царевна, словно пальма Габаона, Но жила вдали от мира, как всегда, уединенно, Лишь Асмат и две рабыни у ее служили трона. Мне пятнадцать лет минуло, царским сыном я считался, Во дворце у властелина день и ночь я оставался. Кипарис в садах Эдемских, силой я со львом сравнялся, Бил без промаха из лука и с друзьями состязался. Стрелы, пущенные мною, были смертью для зверей. Возвратившись, в мяч играл я на ристалище царей, Пристрастившийся к веселью, пировал среди друзей... Ныне я лишился жизни для возлюбленной моей. Мой отец внезапно умер, и отцовская кончина Пресекла увеселенья во дворце у властелина. Сокрушенный враг воспрянул и сомкнулся воедино, Супостаты ликовали, горевала вся дружина. Целый год, одетый в траур, плакал я в уединенье, Целый год ни днем, ни ночью я не знал успокоенья. Наконец от Фарсадана получил я повеленье: 'Тариэл, сними свой траур, прекрати свои мученья! Смертью равного по сану ведь и мы удручены!' Царь велел мне сто сокровищ дать в подарок от казны. Он сулил мне сан отцовский — полководца всей страны:
