Он твердил ей: 'Успокойся! Я — простой Адамов сын! Видел я, как роза мая увядает средь долин. Расскажи, открой мне тайну, кто он, этот райский крин? Зла тебе я не желаю, нужен сердцу он один!' Дева, словно размышляя, говорила сквозь рыданья: 'Если в здравом ты рассудке, брось напрасные старанья! Не простое это дело — описать его деянья, Невозможного не требуй от меня повествованья. Для чего, не понимаю, вышла я к тебе навстречу! Описать перо не в силах эту душу человечью. 'Расскажи!' — ты мне прикажешь. 'Нет! — стократно я отвечу. — Не от счастья льются слезы, вот что я тебе замечу'. 'Дева, ты меня не знаешь! Я объехал целый свет, Тщетно витязя искал я и немало вынес бед. Наконец тебя нашел я, — умоляю, дай ответ, Расскажи про незнакомца: без него мне счастья нет!' 'Кто ты, витязь неизвестный? — зарыдала дева снова. — В час, когда исчезло солнце, ты страшней мороза злого! Мы с тобою длить не будем спора этого пустого. Поступай со мной как хочешь, — не скажу тебе ни слова'. Витязь, деву заклиная, пал пред нею на колени, Но, ни слова не добившись, изнемог он от молений, И, объятый лютым гневом, прекратил мольбы и пени, И клинок занес над девой в беспримерном исступленье. 'Ты умножила, — сказал он, — муку смертную мою! Неужели ты не видишь, почему я слезы лью? Коль не скажешь мне ни слова, бог свидетель, — пусть в бою Так же недруг мой погибнет, как и я тебя убью!' 'Витязь, — дева отвечала, — средство выбрал ты дурное. Рассказать тебе при жизни не могу я о герое. Если ты меня заколешь, непреклонней буду вдвое. Ибо что тебе откроет тело девы неживое? Почему же ты не хочешь прекратить своих попыток? Говорить мне запрещает горя вечного избыток. Лучше ты меня прикончи, толку нет от этих пыток. Разорви меня без страха, как ненужный людям свиток! Ты не думай, что кончина мне, страдалице, страшна. Море слез моих осушит, благодатная, она. Жизнь моя — пучок соломы. Велика ли ей цена? Что еще, тебя не зная, я сказать тебе должна?' И тогда подумал витязь: 'Чтобы нам договориться, Нужно выбрать новый способ, ибо старый не годится'. Отпустил он незнакомку, дал слезам своим излиться И сказал: 'Зачем я, глупый, огорчил тебя, девица!' Сел он в сторону, заплакал, не сказав ни слова боле. Дева, сумрачная ликом, о своей грустила доле. Были залиты слезами розы, выросшие в холе. Наконец она вздохнула и смягчилась поневоле. Зарыдала, пожалела незнакомца всей душой, Но молчала, как и прежде, и была ему чужой. Автандил заметил это и с поникшей головой Встал пред девой на колени и воскликнул сам не свой: 'Дева, больше о доверье я молить тебя не смею! Огорчил тебя я тяжко и об этом сожалею. Но прошу тебя я, сжалься, будь заступницей моею, Ибо семь грехов, не меньше, отпускается злодею. Пусть слова мои вначале были гневны и сердиты, — Пожалеть миджнура надо, вот что, девушка, пойми ты! Без тебя мне в этом мире не останется защиты. Душу я отдам за сердце, лишь меня не оттолкни ты!' Лишь услышала девица на любовь его намек, Во сто раз печальней стала, проливая слез поток. И от горести сердечной цвет ланит ее поблёк, И моленья Автандила наконец услышал бог. Витязь понял: не случайно горем девушка объята, Видно, девушку тревожит участь горестная чья-то!
