Плечистый стражник с ремнем на волосах усмехнулся, подавая Соллю кинжал; Эгерт смерил взглядом расстояние до мишени, прищурил глаз – и в этот момент непостижимым образом в нем включился давно забытый, но по-прежнему безотказный механизм.

Рука сама взвесила кинжал, определяя центр тяжести; клинок ожил, крутнулся в Соллевой ладони, подобно ловкому зверьку, лезвие сверкнуло размазанной дугой – и с хрустом врезалось в самый центр нарисованного яблока.

В харчевне стало не удивление тихо – из кухни выглянул изумленный повар.

Солль улыбнулся, будто извиняясь; стражники удивленно переглянулись, будто не веря глазам и проверяя, видел ли сосед то же самое или, может быть, померещилось во хмелю? Студенты – те просто застыли с вытянутыми физиономиями; всеобщее замешательство прервал Лис:

– А… как ты это делаешь, а? – поинтересовался он нарочито пьяным голосом.

Плечистый стражник решительно шагнул вперед, потрясая кошельком:

– Ставлю золотой… По пять бросков, идет?

Эгерт снова виновато улыбнулся.

Дальше все пошло очень быстро. В тишине, прерываемой только приглушенными аханьями публики да глухими ударами клинков о дерево, Солль получил обратно Лисовы пояс и шляпу, все проигранные студентами деньги и все монеты, выигранные плечистым у своих же товарищей. Глаза и руки Эгерта действовали самостоятельно, выполняя давно привычную и приятную работу; кинжалы плясали в Соллевых руках, оборачивались сверкающим веером, взлетали в воздух и вновь, как приклеенные, удобно ложились в ладонь. Он бросал их почти не глядя, как заведенный, и все они непостижимым образом стремились в одну и ту же точку – скоро в центре кривобокого яблока образовалась утыканная щепками дыра, а плечистый стражник с ременной повязкой на волосах сказал уважительно:

– Клянусь Харсом… Этот парень не всю жизнь за книжкой штаны протирал, нет!

Наконец, азарт Эгерта иссяк – взглянув ненароком на кинжал в своей руке, он вдруг увидел в нем орудие убийства – и вздрогнул вдруг при мысли о рассеченной плоти. Впрочем, никто не заметил его замешательства, потому что студенческая компания уже оправилась от потрясения, и на смену ему пришло бурное веселье.

Солля окружили, жали руку, хлопали по плечу; по одному подходили стражники и с серьезным видом заверяли в сердечном уважении. Пропивать выигранные деньги отправились в «Одноглазую муху»; за торжествующими студентами увязалась парочка девчонок, плененных, по видимому, красотой и доблестью «белокурого Эгерта».

В студенческом кабачке чествование Солля продолжалось чуть не до полуночи; здесь Эгерт впервые увидел давнюю подружку Лиса – смазливую хохотушку по имени Фарри. Соскучившись по милому, девчушка то надувала обиженно губы, то кидалась Гаэтану на шею, то принималась напропалую кокетничать со всеми подряд, рассчитывая, по-видимому, вызвать ревность. Дело кончилось тем, что, извинившись перед Эгертом и перед всей честной компанией, Лис деловито сгреб Фарри в охапку и поволок куда-то за сарай.

С этого момента вечеринка перестала интересовать Солля; с трудом отбившись от осаждавших его девчонок, он выбрался на темную улицу – и, едва завернув за угол, столкнулся с человеком в просторном плаще. Лицо плащеносца скрывал капюшон.

– Добрый вечер, Солль, – послышалось из темноты.

Голос был приветлив и принадлежал, без сомнения, Фагирре; Эгерт отшатнулся. За месяцы, прошедшие после его визита в Башню Лаш, Солль успел уверить себя, что братство потеряло к нему интерес и уже не хочет видеть в своих рядах; появление Фагирры явилось громом среди ясного неба.

– Вы удивлены, Солль? – усмехнулся под капюшоном Фагирра. – Рад сообщить вам, что первое испытание – тайной – вы успешно выдержали… Нам предстоит беседа – не лучше ли удалиться от шумного кабака?

Из «Одноглазой мухи» действительно доносились смех и крики, перемежаемые пьяными песнями; в этот момент разудалые звуки студенческой пирушки показались Эгерту родными, как памятная с детства колыбельная.

– Да, – пробормотал он невнятно, – конечно…

Взяв Солля под руку, Фагирра втянул его в какой-то переулок – Эгерт испугался, что и тут обнаружится вдруг потайной ход, ведущий в Башню Лаш.

Фагирра остановился – в темноте блеснули его белые зубы:

– Рад вас видеть, Солль, в добром здравии и состоянии души… У нас мало времени. Скоро, воля Лаш, мы станем соратниками, братьями – а пока знайте, что мир меняется, мир уже изменился. Люди слишком далеко ушли от Лаш – себе же на горе… Вы замечаете, Эгерт? Глупцы, глупцы… Городской судья все так же прислушивается к советам Магистра – однако судья очень болен, и кто знает, как поведет себя его преемник? Уже сейчас слышатся голоса, противоречащие воле Лаш… Себе на горе, Солль, все это – себе на горе!

Эгерт слушал, не понимая и не пытаясь понять, только лихорадочно раздумывая, чего потребует от него Фагирра.

– Грядут испытания, Эгерт… Всех живущих ждут испытания, а какие – вы узнаете, пройдя обряд посвящения. Надо успеть, Эгерт… Успеть породниться с Лаш раньше, чем случится… то, что случится непременно. Вы встретите это с нами – и спасетесь, тогда как другие возопиют…

Служитель говорил все быстрее и жарче, в темноте посверкивали его глаза; с каждым его словом Соллю становилось все страшнее – будто бы над обычной, обыденной, привычной жизнью он разглядел вдруг распростертые крылья мрака.

– Скоро, Эгерт… Но время еще есть. Вам надлежит пройти второе испытание – воля Лаш, оно станет последним, и Башня укроет вас, посвященного, от того… что будет здесь, на земле. Вы готовы выслушать?

Язык Эгерта сам собой ответил:

– Да…