– Спасибо… Вы… очень любезны.

Она насмешливо оттопырила губу – надо же, какой вежливый молодой человек. Солль снова взглянул ей прямо в глаза:

– Так вы… Разве вы совсем ничего не знаете о Скитальце?

Вытащив из ящика длинный кухонный нож, она сосредоточенно попробовала пальцем, не затупилось ли лезвие. Поинтересовалась небрежно:

– Разве вы не говорили об этом с моим отцом? Если кому-нибудь в мире что-нибудь известно об этом вашем знакомом… Так это отцу, верно?

Эгерт грустно пожал плечами:

– Да… Только ведь я очень мало понимаю из того, что говорит господин декан.

Тория удивилась его откровенности. Несколько раз провела по лезвию ножа старым истертым точилом; сказала, уязвленная собственным благодушием:

– Неудивительно… Вы, вероятно, потратили слишком много времени на уроки фехтования? Вы прочитали хоть одну книжку, кроме букваря?

Она ждала, что он снова побледнеет, или опустит глаза, или убежит – но он только устало кивнул, соглашаясь:

– Все правда… Но что же делать. К тому же… ни одна книга не скажет мне теперь, как встретить Скитальца и как говорить с ним… Чтобы он понял.

Тория задумалась. Сказала, небрежно играя ножом:

– А вы вправду уверены, что вам так необходима эта встреча? Вы убеждены, что без шрама вы станете лучше?

Только теперь Солль опустил голову, и вместо лица его она увидела ворох спутанных светлых волос. Ответа долго не было; наконец он сказал в пол:

– Поверьте… Что мне очень… надо. Ничего не поделаешь… Но тут уж либо освободиться, либо умереть, понимаете?

Наступила тишина и тянулась так долго, что свежий пучок петрушки, угодивший в пятно яркого солнца на столе, понемногу начал увядать. Тория переводила взгляд с опущенного лица Солля на солнечный день за окном, и ясно было, как этот день, что стоящий перед ней человек не кривит душой, не преувеличивает и не позерствует – он действительно предпочтет смерть, если заклятие шрама не будет снято.

– Скиталец, – начала она негромко, – является на День Премноголикования… Никто не знает его путей и его дорог, говорят, он способен за день покрывать немыслимые расстояния… Но на День Премноголикования он является сюда, и вот почему… Пятьдесят лет назад в этот самый день на площади… из этого окна не видно, но там, на площади, перед зданием суда, назначена была казнь. Как бы часть увеселений – казнь, приуроченная к карнавалу… Приговорили какого-то пришлого человека – бродягу, за незаконное присвоение магического звания…

– Как? – невольно переспросил Эгерт.

– Он будто бы выдавал себя за мага, магом не будучи… Это дело давнее и темное. Его приговорили к усекновению головы; народу собралось – видимо-невидимо… Фейерверк, карнавал, приговоренный на плахе… Топор был занесен – а казнимый возьми да исчезни на глазах у всех, будто не бывало… Никто не знает толком, как это случилось – возможно, он был-таки магом… Не привидение же Лаш его спасло, как кое-кто говорит…

Эгерт вздрогнул, но Тория не заметила этого:

– С тех пор в День Премноголикования назначается казнь – но одного из приговоренных, по жребию, милуют. Они тянут жребий на эшафоте, и одного отпускают, а прочих… Как обычно. Потом – карнавал и народное гулянье, Эгерт, все ликуют…

Она спохватилась, что, увлекшись, ни с того ни с сего назвала его по имени. Нахмурилась:

– Что поделаешь, нравы… Вам, вероятно, интересно было бы взглянуть на казнь?

Солль отвернулся. Сказал с едва слышным укором:

– Вряд ли… Особенно если вообразить… Что со мной опять случится… Вернется эта… способность чувствовать… То я думаю, вряд ли.

Тория потупилась, несколько пристыженная. Пробормотала сквозь зубы:

– Не знаю, зачем я все это рассказываю… Отец считает, что Скиталец… Имеет отношение к тому человеку, который так внезапно исчез из-под самого топора. Что и перед этим, и после… того человека ждали большие испытания, и он изменился… Все это, конечно, слишком туманно, но, по-моему, отец думает, что он-то Скиталец и есть.

Снова последовала длинная пауза. Тория задумчиво царапала стол кончиком ножа.

– И каждый год, – медленно продолжил Эгерт, – он приходит… В этот самый день?

Тория пожала плечами:

– Никто не знает, что интересно Скитальцу, Солль, – она окинула собеседника взглядом и вдруг добавила в необъяснимом кураже:

– Но думаю, что вы как раз мало его интересуете.

Привычным жестом Эгерт коснулся шрама:

– Что ж… Значит, мне придется заинтересовать его.