— Понимаешь ли ты, что тако analysis? — спросила Корнелія, пристально всматриваясь черезъ очки въ своего ученика.

— Н?тъ, миссь, не понимаю, — отв?чаль Павелъ.

— Ахъ, Домби, Домби, — сказала миссъ Блимберъ, — я начинаю думать, что ты очень дурной мальчикъ. Отчего ты не хочашь спросить, какъ скоро не понимаешь ученаго выраженія?

— М-съ Пипчинъ, говорила, что я не долженъ д?лать вопросовъ, — отв?чалъ Павелъ.

— Запрещаю теб? однажды навсегда упоминать мн? о м-съ Пипчинъ по какому бы то ни было поводу, — возразила съ большимъ достоинствомъ миссъ Блимберъ. — Это изъ рукъ вонъ. Курсъ наукъ зд?сь слишкомъ удаленъ отъ понятій какой-нибудь м-съ Пипчинъ. Если ты еще разъ заикнешься этимъ именемъ, я принуждена буду завтра поутру прослушать тебя изъ латинской грамматики! отъ verbum personale до simillima cygno всключительно…

— Я никакъ не хот?лъ, миссъ… — началъ маленькій Павелъ.

— Я вовсе не желаю знать, чего ты хот?лъ или не хот?лъ. Прошу впередъ не употреблять такихъ отговорокъ.

Павелъ замолчалъ. Миссъ Корнелія Блимберъ, покачавъ головою, съ важностью взяла бумагу и прочитала заглавіе: 'Analysis характера Павла Домби'.

— Слушай же, Домби, — сказала она. — Слово 'Analysis,' первонально происшедшее отъ прост?йшихъ корней въ древнемъ греческомъ язык?, безъ мал?йшаго изм?ненія перешло въ латинскій и съ теченіемъ времени утвердилось въ англійскомъ язык?. Теперь, если не ошибаюсь, оно получило право гражданства во вс?хъ европейскихъ языкахъ и нар?чіяхъ. Знаменитый нашъ соотечественникъ, Уокеръ, обезсмертившій себя изданіемъ превосходнаго англійскаго лексикона, объясняетъ это слово такимъ образомъ: 'Analysis есть разложеніе предмета, подлежащаго внутреннему или вн?шнему чувству, на его составные элементы.' Я, съ своей стороны, для большаго уясненія, считаю нужнымъ прибавить, что анализь, въ логическомъ отношеніи, всегда противополагается синтезу. Понялъ ли ты теперь?

Казалось, яркій св?тъ yченаго о_б_ъ_я_с_н_е_н_і_я не провелъ слишкомъ зам?тнаго потрясенія въ мозгу малеиькаго Домби. Онъ поклонился и молчалъ.

— Итакъ, — продолжала Корнелія Блимберъ — 'Analysis характера Павла Домби'. — Я нахожу, что природныя способности Домби чрезвычайно хороши и, если не ошибаюсь, его общая склонность къ образованію состоитъ въ такой же пропорціи. Такимъ образомъ, принимая, по заведенному y насъ обычаю, число восемь за maximum, или за высшее м?рило при оц?нк? интеллектуальныхъ и моральныхъ способностей индивидуума, я могу опред?лить каждый изъ этихъ аттрибутовъ въ шесть и три четверти.

Миссъ Блимберъ пріостановилась, чтобы вид?ть произведенное впечатл?ніе. Б?дный Павелъ никакъ не могъ постигнуть, что тутъ сл?довало разум?ть подъ шестью и тремя четвертями: шесть ли фунтовъ стерлинговъ и пятнадцать шиллинговъ, или шесть пенсовъ и три фартинга, или шесть футовъ и три дюйма, или безъ четверти семь часовъ, или какой-нибудь неизв?стный предметъ, сличенный съ другимъ предметомъ, котораго онъ не изучалъ. Напрасно ломая голову, онъ потиралъ руками и безмолвно смотр?лъ на миссъ Блимберъ. Ув?ренная, между т?мъ, что все это ясно, какъ день, Корнелія продолжала:

— Буянство — два. Гордость — два. Склонность къ низкому обществу, проявившаяся. особенно по поводу н?коего Глыбба, первоначально семь, но впосл?дствіи сократилась до четырехъ съ половиной. Джентльменское обращеніе покам?стъ четыре, но впосл?дствіи увеличится… Теперь, Домби, я желаю обратить твое вниманіе на общія зам?чанія въ конц? анализа.

Павелъ приготовился слушать.

— Вообще должно зам?тить о Домби, — начала громкимъ голосомь миссъ Блимберъ, взглядывая на мальчика при каждомъ второмъ слов?, — что его способности и наклоиности весьма хороши, и что онъ, при данныхъ обстоятельствахъ, оказалъ очень удовлетворительные усп?хи. Но, къ несчастью, надобно прибавить объ этомъ молодомъ джентльмен?, что онъ очень страненъ въ своемъ характер? и поведеніи, такъ что не безъ основанія его называютъ чудакомъ, и хотя, строго говоря, нельзя въ немъ указать ни на что, достойное положительнаго осужденія, однако-жъ, очень часто онъ вовсе бываетъ непохожъ на своихъ ровесниковъ и товарищей по наукамъ… Ну Домби, хорошо ли ты понялъ?

— Кажется, миссъ, — отв?чалъ Павелъ.

— Этотъ анализъ, — продолжала миссъ Блимберъ, — я нам?рена отослать въ Лондонъ къ почтенному твоему родителю, и, конечно, ему больно будетъ узнать, что въ его сын? развивается характеръ чудака. Это, любезный, и для насъ очень непріятно, потому что при такихъ свойствахъ мы не можемъ любить тебя такъ, какъ бы хот?ли.

Корнелія зад?ла теперь за самую чувствительную струну б?днаго мальчика, и онъ съ этого достопамятнаго дня началъ употреблять всевозможныя усилія, чтобы его полюбили въ докторскомъ дом?. По какому-то тайному побужденію, совершенно непостижимому и для него самого, онъ непрем?нно хот?лъ въ этомъ м?ст? оставить по себ? добрую память. Мысль, что къ отъ?зду его будутъ равнодушны, была для него невыносима. Онъ р?шился, во что бы то ни стало, заслужить любовь всего дома, и для это ц?ли помирился даже съ огромной ц?пной собакой, хриплой и шаршавой, которой прежде терп?ть не могъ: ' Пусть, — думалъ онъ, — и этотъ песъ не жалуется на меня'.

Не подозр?вая, что и другими выходками онъ опять-таки р?зко отличался отъ вс?хъ своихъ товарищей, б?дняжка не разъ приставалъ къ миссъ Корнеліи и уб?дительно просилъ сд?лать милость полюбить его, несмотря на страшный анализъ. Эту же покорн?йшую просьбу онъ предъявилъ и м-съ Блимберъ, когда та пришла въ комнату дочери. Почтенная лэди даже въ его присутствіи повторила общее мн?ніе насчетъ его странностей. Павелъ не противор?чилъ и, совершенно соглашаясь съ нею, зам?тилъ только, что это, в?роятно, происходитъ отъ его больныхъ костей или Богъ знаетъ отчего, но, во всякомъ случа?, онъ над?ется, что добрая м-съ Блимберъ извинить его, потому-что онъ вс?хъ ихъ любитъ.

— Конечно, м-съ, — сказалъ Павелъ, тономъ совершенной откровенности, составлявшей прекрасн?йшую черту въ его характер?, — конечно я люблю васъ не такъ, какъ сестрицу Флоренсу, этого, м-съ, разум?ется, вы не потребуете и сами, не такъ ли?

— Что это за оригинальный мальчикъ! — прошептала м-съ Блимберъ, — удивительный чудакъ!

— Но все-таки я очень, очень люблю и васъ, и вс?хъ, кто живетъ въ этомъ дом?, — продолжалъ Павелъ, — и я буду ужасно огорченъ, если кто-нибудь обрадуется моему отъ?зду. Ради Бога, м-съ, попробуйте полюбить меня.

М-съ Блимберъ теперь окончательно уб?дилась, что въ ц?ломъ св?т? не сыскать ребенка странн?е Павла, и когда это мн?ніе, съ надлежащими объясненіями, было сообщено м-ру Блимберу, почтенный докторъ утвердилъ мысль своей супруги на прочныхъ основаніяхъ науки и прибавилъ, что эрудиція современемъ все можетъ исправить. Потомъ, обращаясь къ дочери, онъ съ особой выразительностью сказалъ: 'Веди его впередъ, Корнелія, впередъ и впередъ!'

И Корнелія что есть мочи тащила его черезъ терніи и волчцы классической дороги. Павелъ трудился неутомимо, выбивался изъ силъ, и при всемъ томъ ни на минуту не выпускалъ изъ виду своей задушевной ц?ли: пріобр?сть благосклонность всего дома. Онъ сд?лался ласковымъ, услужливымъ, н?жнымъ, предупредительнымъ, и хотя иной разъ по прежнему онъ сид?лъ одиноко на ступеняхъ л?стницы или задумчиво смотр?лъ на волны и облака изъ своего уединеннаго окошка, но уже не чуждался бол?е товарищей, гулялъ съ ними и скромно оказывалъ имъ разныя услуги безъ всякой просьбы или понужденія съ ихъ стороны. Вождел?нная ц?ль была, наконецъ, достигнута съ блистательнымъ усп?хомъ. Его полюбили, какъ хрупкую маленькую игрушку, требовавшую деликатнаго обхожденія. Но все же б?дный мальчикъ не могъ перестроить своей природы, или переписать рокового анализа, и названіе чудака утвердилось за нимъ навсегда.

Это, однако-жъ, не м?шало ему пользоваться такими привилегіями, какихъ не им?лъ ни одинъ изъ его товарищей, и даже самыя странности теперь обратились для него въ пользу. Вс? молодые джентльмены, уходя въ спальни, только кланялись доктору и его семейству, a Павелъ Домби см?ло протягивалъ свою маленькую руку и д-ру Блимберу, и м-съ Блимберъ, и миссъ Корнели Блимберъ. Если кому-нибудь грозило наказаніе, Павелъ отправлялся депутатомъ въ докторскій кабинетъ и нер?дко вымаливалъ прощеніе. Подсл?поватый малый одинъ разъ держалъ съ нимъ важное сов?щаніе по поводу разбитой фарфоровой чашки, и даже носились темные слухи, будто самъ буфетчикъ — челов?къ очень суровый, не им?вшій особеннаго расположенія ни къ единому смертному — обратилъ благосклонное