— Вотъ навязалась старуха! Ахъ, Ты Господи, Твоя воля! — визжалъ неут?шный Точильщикъ, безполезно горюя о своей судьб?. — Да чего теб? еще надо, миссисъ Браунъ?
— Что сталось съ хозяиномъ? куда онъ д?вался? — спрашивала старуха, прижимаясь къ нему т?сн?е и пронизывая его своими кошачьими глазами.
— Ну, вотъ этого я, ей же ей, не знаю, миссъ Браунъ, — отв?чалъ Точильщикъ. — Лопни мои глаза, если я в?даю сколько-нибудь, что онъ тогда д?лалъ, куда по?халъ или зач?мъ. Помню только, и хорошо помню, онъ сказалъ мн? на прощаньи, чтобы я держалъ свой языкъ за зубами; не то прибавилъ онъ, я пов?шу тебя на первой осин?. И я скажу теб?, м-съ Браунъ, какъ искреннему другу, что если теб? вздумается проболтаться кому-нибудь ма счетъ того, о чемъ мы съ тобой толковали, то ужъ лучше ты взорви себ? черепъ или сожги себя вм?ст? съ этой избушкой, не то онъ догонитъ и захватитъ тебя въ самомъ омут? чертей. Ты и вполовину его не знаешь такъ, какъ я, миссисъ Браунь! Не будетъ отъ него никакого спасенья, говорю теб?.
— Разв? я не поклялась теб?, голубчикъ? — возразила старуха тономъ упрека. — Небось, я сум?ю сдержать клятву.
— То-то же, смотри, миссисъ Браунъ, я над?юсь, ты не захочешь погубить ни себя, ни меня.
При этомъ дружескомъ сов?т? онъ бросилъ на нее умильный взоръ и съ особеннымъ эффектомъ кивнулъ головою; но, не находя слишкомъ большой отрады при встр?ч? съ желтымъ лицомъ и хорьковыми б?лками старой в?дьмы, прижавшейся къ нему еще т?сн?е, онъ неохотно опустилъ глаза въ землю и с?лъ переминаясь на свой стулъ, р?шившись, по-видимому, во что бы то ни стало, хранить упорное молчаніе при вс?хъ посл?дующихъ вопросахъ. Старуха между т?мъ, пользуясь этимъ случаемъ, подняла на воздухъ указательный палецъ своей правой руки, давая знать своему тайному наблюдателю, что вотъ теперь-то собственно онъ долженъ слушать обоими ушами.
— Робинъ? — начала м-съ Браунъ самымъ вкрадчивымъ тономъ.
— Ну, да что еще, миссисъ Браунъ?
— Робинъ! гд? уговорился твой хозяинъ съ?хаться съ этой барыней?
Точильщикъ повернулся два-три раза на своемъ стул?, взглянулъ на полъ, взглянулъ на потолокъ, закусилъ ноготь большого пальца, перебралъ вс? пуговицы на жилет? и, взглянувъ искоса на свою неумолимую мучительницу, окончательно сказалъ:
— Какъ я могу это знать, миссисъ Браунъ?
Старуха опять, какъ прежде, сд?лала сигналъ своимъ указательнымъ пальцемъ.
— Пошевеливайся, любезный, пошевеливайся! Не къ чему было доводить меня до этого м?ста и бросить ни съ ч?мъ. Я хочу знать и буду знать во что бы то ни стало.
— Да ты таки посуди сама, неразумная ты женщина, какъ могу я выговаривать французскія имена городовъ?
— Ты могъ слышать, какъ ихъ произносили при теб?. Пошевеливайся, Робби!
— При мн? ихъ вовсе не произносили, миссисъ Браунъ.
— Ну, такъ ты вид?лъ, любезный, какъ ихъ писали, и теперь ты можешь ихъ сложить, — быстро подхватила старуха, не спуская съ него глазъ.
Проникнутый невольнымъ удивленіемъ къ этой необыкновенной догадливостисвоего палача, Робинъ испустилъ не то стонъ, не то крикъ и, порывшись н?сколько времени въ карман? своего жилета, вынулъ оттуда кусокъ м?лу.
— Изволь, миссисъ Браунъ, напишу. Только ужъ ты ни о чемъ больше меня не спрашивай: это было бы безполезно. Я ничего не знаю и, сл?довательно, ничего не могу сказать. Долго ли и зач?мъ будутъ они ?хать порознь, что и какъ станутъ д?лать, когда съ?дутся, — все это мн? столько же изв?стно, миссисъ Браунъ, какъ и теб?, то есть, я р?шительно ничего тутъ не смыслю. Ты сама пов?ришь, если скажу, какъ я отыскалъ это слово. Сказать, миссисъ Браунъ?
— Скажи, лебедикъ.
— Изволь, бабушка. Когда… только чуръ уже больше не спрашивать! — говорилъ Робинъ, поворачивая къ ней свои глаза, которые были теперь безсмысленны и сонливы. — Не станешь спрашивать?
— Не стану, касатикъ.
— Ну, такъ это случилось вотъ какимъ манеромъ. Оставивъ со мной эту леди, хозяинъ положилъ ей въ руку какую-то записку, сказавъ, что это на случай, если она забудетъ. Но она не боялась забыть, потому что, лишь только онъ отвернулся, она изорвала бумагу въ клочки и выбросила за окно кареты. На бумаг? было всего только одно слово — я это хорошо вид?лъ — и я посп?шилъ подобрать клочекъ, на которомъ оно было написано. Это слово я, пожалуй, нарисую теб?, миссисъ Браунъ, да только смотри, помни свою клятву.
М-съ Браунъ, зам?тила, что очень помнитъ. Не им?я больше никакихъ возраженій, Робинъ медленно и съ большимъ трудомъ началъ рисовать на стол? м?ломъ:
— 'Д'; старуха громко произнесла эту букву, когда Точильщикъ ее начертилъ.
— Да будешь ли ты молчать, миссисъ Браунъ? — воскликнулъ Робинъ, съ нетерп?ніемъ обращаясь къ старух? и закрывая ладонью написанную букву. — Складывать вовсе не сл?дуетъ, иначе я перестану писать. Пожалуйста, бабушка, не шевелись.
— Ну, такъ ставь буквы подлинн?е, касатикъ, отв?чала старуха, повторяя свой тайный сигналъ, — мои глаза, ты знаешь, не хорошо разбираютъ и печать.
Пробормотавъ что-то про себя, Точильщикъ съ неудовольствіемъ принялся за работу. Между т?мъ, какъ онъ нагнулъ свою голову, господинъ, для котораго онъ такъ безсознательно трудился, выдвинулся изъ-за двери не дал?е какъ на одинъ шагъ разстоянія отъ его плеча и принялся внимательно сл?дить за медленнымъ движеніемъ его руки. Въ то же самое время Алиса, наблюдая его съ прогивоположнаго стула, шевелила губами при каждой букв?, не произнося ее громко. При конц? каждаго штриха, она и м-ръ Домби быстро взглядывали друтъ на друга, какъ будто для подтвержденія своихъ мыслей, и такимъ образомъ они разомъ сложили: D. I. J. О. N.
— Вотъ теб?! — сказалъ Точшьщикъ, посп?шно намусливая ладонь своей руки, чтобы стереть начерченное слово. Недовольный этимъ, онъ принялся съ ожесточеніемь тереть по столу обшлагомъ своего рукава до т?хъ поръ, пока не исчезъ самый сл?дъ м?ла. — Ну, миссисъ Браунъ, теперь, над?юсь, ты довольна!
Въ изъявленіе своего совершенн?йшаго удовольствія, старуха выпустила его руку и погладила его по спин?. Утомленный продолжительной возней и винными парами, Точильщикъ опустилъ локти на столъ, положилъ на нихъ свою голову и тутъ же заснулъ глубокимъ сномъ.
Уб?дившись, что онъ спитъ кр?пко и храпитъ гвомко, старуха оборотилась къ дверямъ, гд? стоялъ въ засад? м-ръ Домби, и пригласила его потихоньку выбираться изъ комнаты. Даже въ эту минуту она растопырилась надъ Робиномъ, готовая осл?пить его своими руками или притиснуть къ столу его голову, если онъ подыметъ ее прежде, ч?мъ прекратится посл?дній шумъ таинственныхъ шаговъ. Но ея взглядъ, проницательно сл?дившій за спящимъ юношей, еще проницательн?е наблюдалъ бодрствующаго мужа, и когда м-ръ Домби, прикоснувшись къ ея ладони своей рукой, произвелъ на ней, не смотря на всю свою предосторожость, звонкій золотой звукъ, глаза старухи засверкали, какъ y ворона, и съ жадностью впились въ полученный подарокъ.
Мрачный взглядъ дочери, провожавшій его къ дверямъ, хорошо зам?тилъ, какъ онъ былъ бл?денъ, и какъ его ускоренная поступь обнаруживала, что мал?йшее замедленіе было для него невыносимымъ принужденіемъ, и какъ гор?лъ онъ жаждою д?ятельности; когда, наконецъ, дверь потихоньку затворилась, она оглянулась на свою мать. Подпрыгнувъ къ ней, старуха открыла ладонь, чтобы показать золото, и потомъ, сжавъ ее опять съ ревнивою жадностью, прошептала:
— Что онъ станетъ д?лать, Алиса?
— Зло, — отв?чала дочь.
— Убійство? — спросила старуха.
— Онъ б?шенъ теперь въ своей ужаленной гордости и готовъ, пожалуй, на все.
Больше он? ничего не сказали и ус?лись каждая на своей сторон?. Мать бес?довала со своимъ золотомъ, дочь со своими мыслями; ихъ взоры св?тились во мрак? слабо осв?щенной комнаты. Робинъ спалъ и храп?лъ. Одинъ только попугай, на котораго не обращали вниманія, былъ въ постоянной