которого после ответа Бэйнса словно камень с души свалился. — И ни один из известных мне коллекционеров подобным шедевром не обладает.

Они вошли в помещение аэропорта и поднялись на крышу, где располагалась площадка для вертолетов.

— Харусаме ни нурутсутцу яне но темари кана… — неожиданно произнес идущий позади мистер Котомичи.

— Что это? — Бэйнс взглянул на мистера Тагоми.

— Стихотворение. Старое-старое, — ответил Тагоми. — Середина периода Токугавы.

— Весенний дождь, в его струях мокнет на крыше детский тряпичный мячик, — перевел Котомичи.

Когда Фринк увидел своего работодателя, ковыляющего в главный цех завода, ему пришло на ум, что не слишком-то Уиндем-Матсен похож на хозяина. На кого угодно похож — на бездомного бродягу из трущоб, на попрошайку, которого забрали в участок, отправили в ванную, побрили и постригли, переодели в чистую одежду, впрыснули витаминов, а потом всучили пять долларов и отправили куда подальше — начинать новую, праведную жизнь. Манеры его были какие-то сомнительные, болезненные, что ли? Заискивающие, нервные, вызывавшие скорее сочувствие. Он словно бы в каждом встречном видел врага, которого ему не одолеть, вот и остается лишь покорно вилять перед ним хвостом. «Вот-вот меня обидят», — словно бы сообщал его облик.

Тем не менее Уиндем-Матсен был господином весьма могучим. Обладал контрольными пакетами нескольких предприятий, торговых фирм. Владел недвижимостью. Да и сам этот завод принадлежал его корпорации.

Следуя за ним, Фринк толчком отворил массивную железную дверь, ведущую в главный цех. Все это он видел каждый день: люди возле станков, сполохи огня, движение, пыль, грохот. Туда хозяин и шел. Фринк ускорил шаг.

— Мистер Уиндем-Матсен! — позвал он идущего впереди.

Тот остановился неподалеку от цехового мастера, Эда Маккарти. Оба глядели, как приближается Фринк.

— Извини, Фрэнк, — нервно облизнув губы, произнес Уиндем-Матсен, не дожидаясь, пока заговорит сам Фрэнк. — Я уже взял человека на твое место. Я был совершенно уверен, что после того, что ты вчера наговорил, здесь ты уже не появишься. — Его маленькие черные глазки блеснули, старикан явно хитрил — понял Фринк.

— Я пришел за своими инструментами, — ответил Фринк. — Только за ними. — Голос, к его удовлетворению, звучал твердо, даже резковато.

— Ну-ну, — пробормотал Уиндем-Матсен, который явно не мог сообразить, как поступить с фринковскими инструментами: отдать, не отдать? Наконец он обернулся к Эду Маккарти: — Думаю, это по твоей части, Эд. Разберись с Фринком, а мне пора. — Он взглянул на карманные часы. — А накладную, Эд, мы позже посмотрим, я уже опаздываю.

Он потрепал Маккарти по волосатой руке и, не оглядываясь, засеменил прочь.

Фринк и Маккарти стояли рядом.

— Ты ведь пришел, чтобы вернуться, — произнес после паузы Маккарти.

— Ну, — кивнул Фринк.

— Я был горд за тебя вчера. За то, что ты сказал.

— Сказал и сказал, — поморщился Фринк. — О боже, где я найду себе еще место? Ты ведь отлично это знаешь.

Чувствовал он себя препогано, а с Эдом общие проблемы и раньше обсуждать доводилось.

— Сомневаюсь, — ответил тот. — Ты же лучший станочник на всем Побережье. Своими глазами видел, как за пять минут ты из заготовки сделал деталь. Вместе с первоначальной полировкой. Сваривать вот только…

— А я никогда и не утверждал, что умею варить.

— Тебе никогда в голову не приходило открыть собственное дело?

— Какое еще дело? — опешил Фринк.

— Ювелирное.

— Ты что, спятил?

— Оригинальные вещи. Не ширпотреб. — Маккарти взял его под локоток и повел в угол цеха, подальше от шума.

— А ты подсчитай, — продолжил Эд. — Оборудовать гараж или небольшой подвал стоит примерно тысячи две — две с половиной. А я одно время делал эскизы для женских серег и кулонов. Ты же помнишь — такой постмодерн.

Он взял кусок наждачной бумаги и принялся водить по нему с изнанки карандашом — старательно, неторопливо.

Заглянув ему через плечо, Фринк увидел эскиз браслета — абстрактного, из сложных переплетающихся линий.

— А рынок? — взвился Фринк. Все, что ему доводилось видеть в художественных лавках, имело отношение к антиквариату, вещам из прошлого. — Кому нужны современные американцы? Такого со времен войны в помине нет.

— Так создай этот рынок, — скривился Маккарти.

— Что, самому торговать?

— Сдавать в магазины. Ну вот в этот хотя бы, на Монтгомери-стрит. Как бишь его? Ну та шикарная лавка, торгующая всяким старьем.

— «Американские шедевры», — подсказал ему Фринк, который на самом-то деле в этот магазин и не заходил никогда. В такие шикарные лавки только японцы могут себе позволить зайти.

— Знаешь, что торгаши там сбывают? — спросил Маккарти. — На чем денежки гребут? На поганых серебряных пряжках из Нью-Мехико, тех, что индейцы стряпают. Туристское барахло. А называется «истинным народным искусством».

Какое-то время Фринк пристально глядел на Маккарти.

— Я знаю, что еще там продают, — произнес он наконец. — И ты знаешь.

— Да, — кивнул Маккарти.

А как им было этого не знать, когда сами были втянуты в это дело, и уже довольно давно.

Официально корпорация Уиндема-Матсена занималась производством железных лестниц, чугунных решеток, всяческих черных украшений для балконов и тому подобным. Все это было штамповкой по стандартным образцам, рассчитанной на массовый спрос. Сорокаквартирному дому требуется ровно сорок штук одинаковых деталей. То есть завод был чем-то вроде металлообрабатывающего производства. Но основной доход приносили несколько иные занятия.

Используя оригинальные материалы, хитрые инструменты и точные станки, завод Уиндема-Матсена штамповал подделки. Свежие шедевры американской художественной культуры прошлых лет. Готовую продукцию аккуратно, дозированными порциями, отправляли на рынок, и подделки растворялись среди настоящего антиквариата и реликвий. И точно так же, как в случае с марками или старинными монетами, никто не смог бы сказать, какой процент от общего оборота вещей составляют подделки. Да, собственно, никто — особенно сами дельцы и коллекционеры — знать этого и не желал.

В день, когда Фринка выставили на улицу, на его верстаке лежал почти готовый кольт времен освоения Запада: Фринк собственноручно изготовил форму, сделал отливку и отшлифовал детали. Рынок исторического оружия был практически безразмерным. Корпорация могла сбыть все, что изготовит Фринк. Это и было его специальностью.

Он медленно подошел к своему верстаку, взял в руки еще не обработанный шомпол револьвера. Дня