наконецъ самаго Бога:

— Пресвятая Богородице! воскликнулъ Донъ-Кихотъ, сколько глупостей нанизалъ ты одн? на другія. И какое отношеніе между твоими пословицами и т?мъ, о чемъ мы говорили, Санчо! замолчи ты единожды на всегда, и займись исключительно своимъ осломъ; не суйся туда гд? тебя не спрашиваютъ, и вбей себ? хорошенько въ голову, при помощи вс?хъ твоихъ пяти чувствъ, что все, что я д?лалъ, д?лаю и буду д?лать, совершенно согласно съ здравымъ разсудкомъ и съ законами рыцарства, которые я знаю лучше, ч?мъ знали какіе-бы то ни было рыцари въ мір?.

— А только, право, не знаю я, ваша милость, что хорошаго въ этомъ рыцарскомъ закон? вашемъ, отв?чалъ Санчо, изъ-за котораго мы вл?зли въ эти горы, точно блудныя д?ти, и изъ-за чего бьемся мы теперь зд?сь, гд? н?тъ и сл?да какой бы то ни было дороги или тропинки, отыскивая полуумнаго, которому, — какъ только мы найдемъ его, — придетъ чего добраго охота начать съ конца свою исторію, то есть не съ самой исторіи, а съ вашей головы и моихъ реберъ, которыя онъ размозжитъ въ конецъ.

— Повторяю теб?, Санчо, молчи, сказалъ рыцарь; ты не знаешь, что въ пустыню эту влечетъ меня не одно только желаніе поймать сумасшедшаго Карденіо, но также желаніе совершить зд?сь подвитъ, который бы ув?ков?чилъ мое имя, прославилъ меня на весь міръ и запечатл?лъ собою вс? качества, составляющія и прославляющія рыцаря.

— И опасный этотъ подвитъ? спросилъ Санчо.

— Н?тъ, онъ не опасенъ, отв?чалъ Донъ-Кихотъ, хотя конечно и въ этомъ случа? кость можетъ повергнуться той и другой стороной. Но все будетъ завис?ть отъ твоего ум?нія.

— Какъ такъ отъ моего ум?нія! — воскликнулъ Санчо.

— Такъ, что если ты скоро возвратишься оттуда, куда я пошлю тебя, говорилъ Донъ-Кихотъ, то скоро окончится мое страданье и начнется моя слава; но, не желая держать тебя въ неизв?стности, скажу теб?, Санчо, что знаменитый Амадисъ Гальскій былъ одинъ изъ славн?йшихъ странствующихъ рыцарей, но что я говорю? одинъ изъ славн?йшихъ, н?тъ, это былъ единственный, первый, не им?вшій себ? подобныхъ, царь вс?хъ рыцарей, подвизавшихся на св?т?. И т?, которые утверждаютъ, будто донъ-Беліанисъ и н?которые другіе не уступали ему, они, клянусь Богомъ, ошибаются. Теперь, Санчо, нужно теб? знать, что живописецъ, наприм?ръ, желающій прославиться своимъ искуствомъ, пытается подражать картинамъ великихъ учителей своихъ, тоже мы видимъ во вс?хъ родахъ занятій, служащихъ къ возвеличенію общества. Подражать долженъ каждый, кто только стремится пріобр?сти себ? на св?т? почетную изв?стность; такъ, въ д?йствіяхъ своихъ мы можемъ подражать Улиссу, въ лиц? котораго Гомеръ начерталъ вамъ живой образъ челов?ка мудраго и твердаго въ несчастіи, подобно тому какъ Виргилій въ лиц? Энея изобразилъ набожность гражданина и мудрость мужественнаго военачальника. И Гомеръ и Виргилій изобразили своихъ героевъ не такими, какими они были, а какими должны были быть, желая оставить міру вполн? законченный образецъ ихъ доблестей. Такъ точно Амадисъ былъ св?тъ, зв?зда и солнце мужественныхъ и влюбленныхъ рыцарей, и ему то должны во всемъ подражать мы, собранные подъ знаменемъ рыцарства и любви. И тотъ странствующій рыцарь, который ближе вс?хъ станетъ подражать ему, приблизятся наибол?е къ идеальному образу истиннаго рыцаря. Теперь скажу теб?, что подвигъ, въ которомъ всего блистательн?е проявились, великія достоинства Амадиса: мудрость, мужество, твердость, терп?ніе, любовь; это былъ именно тотъ подвигъ, когда возбудивъ неудовольствіе своей дамы Оріаны, онъ, назвавшись мрачнымъ красавцемъ, имя много выражающее и чрезвычайно подходившее въ той жизни, на которую онъ добровольно обрекъ себя, удалился страдать на утесъ Б?дный. И такъ какъ мн? легче подражать ему въ этомъ д?л?, нежели поражая великановъ, обезглавливая вампировъ, нанося пораженія великимъ арміямъ, разс?евая вражескіе флоты и разрушая очарованія, такъ какъ къ тому же самыя эти м?ста будто созданы для страданій, поэтому я не нам?ренъ упускать удобный случай, представляющійся для моего прославленія.

— Но все-же я не знаю, что вы именно нам?рены д?лать въ этой глуши? — спросилъ Санчо.

— Да разв? я теб? не сказалъ, отв?тилъ Донъ-Кихотъ, что я нам?ренъ подражать зд?сь Анадису — безумному, отчаянному, тоскующему, да кстати за одно буду подражать и неистовому Роланду; и именно д?яніямъ его съ той минуты, когда этотъ рыцарь обезум?лъ, — нашедши на деревьяхъ, окружавшихъ одинъ ручей, доказательство изм?ны прекрасной Анжелики и связи ея съ Медоромъ, — и неиствовствуя вырывалъ съ корнями деревья, возмущалъ прозрачныя воды ручьевъ, убивалъ пастуховъ, опрокидывалъ дона, волочилъ свою кобылу и д?лалъ тысячи другихъ безумствъ, достойныхъ в?чной памяти. Я, конечно, не думаю подражать Роланду, Орланду или Ротоланду, — онъ изв?стенъ подъ этими тремя именами — во вс?хъ его безумствахъ; но повторю только т?, которыя мн? кажутся наибол?е существенными. Быть можетъ даже я ограничусь простымъ подражаніемъ Амадису, который не неистовствуя, а только рыдая и страдая достигъ такой славы, какъ никто.

— Мн? кажется, что вс? эти безумствовавшіе и страдавшіе рыцари, зам?тилъ Санчо, были вызваны къ тому какимъ-нибудь особеннымъ обстоятельствомъ. Но вамъ то, ваша милость, изъ-за чего сходить съ ума? Какая дана осерчала на васъ? или какія доказательства им?ете вы шашней вашей даны Дульцинеи Тобозской съ какимъ-нибудь христіаниномъ или мавромъ?

— Въ томъ то и д?ло, что никакихъ, отв?чалъ Донъ-Кихотъ. Но, что было бы особеннаго въ тонъ, если-бы странствующій рыцарь сталъ сходить съ ума всл?дствіе какой-нибудь причины; р?шительно ничего. Сила въ томъ, чтобы онъ сталъ сумашествовать безъ всякой причины и могъ сказать потомъ своей дам?: если все это я д?лалъ хладнокровно, судите же, чего бы над?лалъ сгоряча. Къ тому же разв? продолжительная разлука съ моей дамой и повелительницей не представляетъ для меня достаточной причины сумасшествовать и страдать? ты в?дь слышалъ какъ говорилъ недавно Амброзіо, что отсутствующій боится и страдаетъ отъ всего. Поэтому милый мой Санчо, не теряй попусту времени и словъ, сов?туя мн? отказаться отъ задуманнаго мною подражанія, отъ такого удивительнаго и неслыханнаго д?ла. Сумасшедшимъ ужь сталъ я и буду сумасшествовать, пока не возвратишься во мн? съ отв?томъ на письмо, съ которымъ я нам?ренъ послать тебя къ моей дам?. Если отв?тъ будетъ соотв?тствовать моимъ надеждамъ, тогда съ полученіемъ его превратится и мое сумасшедшее страданіе; если н?тъ, тогда я р?шительно нам?ренъ сойти съ ума и потерять всякое разум?ніе. И такъ, Санчо, какой бы отв?тъ ты не принесъ мн?, онъ во всякомъ случа?, прекратитъ мои страданія. Будетъ онъ благопріятенъ, тогда вм?ст? съ спокойствіемъ возвратится и мой разсудокъ; если же будетъ неблагопріятенъ, тогда я лишусь возможности чувствовать и страдать. Скажи мн?, однако, заботливо ли ты охраняешь шлемъ Мамбрена? Я вид?лъ, что ты подобралъ его съ земли, когда неблагодарный каторжникъ хот?лъ его разбить въ куски, но къ счастію не могъ; это ясно доказало удивительную доброту работы этого славнаго шлема.

— Клянусь Создателемъ, господинъ рыцарь печальнаго образа, отв?чалъ Санчо, я р?шительно не могу переварить н?которыхъ вещей, которыя говоритъ ваша милость. И правду сказать, мн? начинаетъ казаться, что все, что вы говорите о рыцарств?, о вашихъ будущихъ имперіяхъ и королевствахъ, объ островахъ и другихъ милостяхъ господъ рыцарей, все это в?теръ и чушь, потому что если бы кто услышалъ, какъ вы называете цирюльничій тазъ шлемомъ Мамбрена и увид?лъ, что вотъ уже четыре дня не можете вы разуб?диться въ этомъ шлем?, то право бы принялъ вашу милость за полуумнаго. Тазъ этотъ у меня въ котомк?, весь изогнутый и раздавленный; я собираюсь снести его домой, выправить тамъ и употреблять для бритья, если только Богъ дастъ мн? еще свид?ться съ женою и д?тьми.

— Санчо, клянусь этимъ самимъ Создателемъ, которымъ клянешься ты, что ты безсмысленн?е вс?хъ оруженосцевъ въ мір?. Какъ! находясь въ услуженіи у меня столько времени, ты до сихъ поръ не зам?тилъ, что вся обстановка, все окружающее странствующаго рыцаря кажется химерой, безуміемъ, странностью; все вокругъ него д?лается на выворотъ. И это вовсе не потому, чтобы такъ было въ д?йствительности, но потому что посреди насъ неустанно д?йствуетъ скопище волшебниковъ, которые все переворачиваютъ вверхъ ногами, придаютъ всему неестественный видъ, смотря потому, желаютъ ли они вредить или покровительствовать намъ. Вотъ почему, Санчо, эта самая вещь, которая теб? кажется тазомъ, мн? кажется шлемомъ Мамбрена, а третьему покажется ч?мъ-нибудь совершенно инымъ. И это была мудрая предосторожность со стороны покровительствующаго мн? мудреца, заставить славный шлемъ Мамбрена, — это д?йствительно шлемъ Мамбрена, — казаться всему міру цирюльничьимъ тазомъ, иначе весь міръ пресл?довалъ бы меня, пытаясь отнять такую неоц?ненную вещь, какъ этотъ шлемъ. Теперь же никто вниманія на него не обращаетъ; даже этотъ негодяй каторжникъ, не усп?вши разбить его, не унесъ однако этого шлема съ собою. Между т?мъ не думаю, чтобы онъ отправился съ пустыми руками, еслибъ зналъ, что это за неоц?ненная вещь. Береги же, мой другъ, этотъ шлемъ, потому что пока онъ мн? не нуженъ. Теперь, напротивъ того, я долженъ снять съ себя все оружіе и оставаться нич?мъ не прикрытымъ, если мн? придетъ