что д?лать, маху далъ. Ну, да ничего, я молодъ, жизнь долга, и всякому горю на св?т? можно пособить. Если у вашей милости есть что подать этимъ б?днякамъ, то Богъ вознаградитъ васъ за это на неб?, а мы зд?сь денно и нощно станемъ молиться за здравіе вашей милости, да продлитъ Господь жизнь вашу такъ долго, какъ того она стоитъ». Арестантъ этотъ былъ од?тъ въ ученическое платье; и одинъ изъ конвойныхъ говорилъ, что онъ лихой балагуръ и знатокъ латыни.

Позади вс?хъ шелъ челов?къ, л?тъ около тридцати, хорошо сложенный и не дурной собой, только гляд?лъ онъ вамъ то странно, — однимъ глазомъ на другой, — и скованъ былъ иначе, ч?мъ другіе — ц?пью, которая обвивала его всего и оканчивалась двумя большими кольцами, — одно изъ нихъ было припаяно къ ц?пи, а другое обхватывало его шею въ род? ошейника; отъ него внизъ до поясницы спускались два прута, съ замыкавшимися на замокъ жел?зными наручниками, такъ что каторжникъ этотъ не могъ ни приподнять рукъ надъ головой, ни опустить голову на руки. Донъ-Кихотъ полюбопытствовалъ узнать, почему на этомъ арестант? больше ц?пей, ч?мъ на другихъ? «Потому», отв?тилъ конвойный, «что онъ одинъ натворилъ столько преступленій, сколько не натворили вс? остальные зд?сь каторжники вм?ст?; это такой хитрый и дерзкій плутъ», добавилъ онъ, «что мы боимся какъ бы онъ не удралъ и теперь, скованный по рукамъ и ногамъ».

— Да что онъ сд?лалъ такого ужаснаго, опросилъ Донъ-Кихотъ, если его не присудили ни къ чему большему, какъ къ работ? на галерахъ?…

— Онъ приговоренъ за десять л?тъ работать за галерахъ, что значитъ больше ч?мъ гражданская смерть, отв?чалъ конвойный. Говорить о немъ долго нечего, достаточно вамъ будетъ узнать, что это знаменитый Гинесъ Пассамонтъ, иначе называемый Гинезилъ Парапильскій…..

— Потише, потише, господинъ комиссаръ, перебилъ каторжникъ, не забавляйтесь перековеркованіемъ чужихъ именъ и прозвищъ. Зовутъ меня Гинесъ, а не Гинезилъ, фамилія моя Пассамонтъ, а не Параполла, какъ вы толкуете. Пусть каждый, поочередно, самъ себя оглядываетъ, это право будетъ не дурно..

— Молчите, господинъ наибольшой негодяй, если вамъ неугодно, чтобы я попросилъ плечи ваши заставить васъ замолчать, отв?чалъ конвойный.

— Челов?къ живетъ какъ Господу Богу угодно, возразилъ каторжникъ, и пока скажу я вамъ только, что быть можетъ, когда-нибудь, кто-нибудь узнаетъ какъ меня зовутъ.

— Разв? не такъ тебя зовутъ, сволочь! крикнулъ конвойный.

— Такъ-такъ, отв?чалъ каторжникъ, а можетъ быть будетъ и такъ, что звать меня станутъ не такъ; или я вырву себ? зубами бороду. Господинъ рыцарь, продолжалъ онъ: если вы им?ете что дать намъ, такъ давайте, да и проваливайте, а то надо?ли ужь вы вашими разспросами. Коли хотите узнать кое-что обо мн?, такъ скажу я вамъ, что зовутъ меня Гинесъ Пассамонтъ, и что исторія моя написана пятью моими пальцами.

— Это правда, зам?тилъ комиссаръ; онъ д?йствительно самъ написалъ свою жизнь такъ, что ужъ лучше нельзя написать; и заложилъ ее въ тюрьм? за дв?сти реаловъ.

— И выкуплю ее, прервалъ Гинесъ, хотя бы она была заложена за дв?сти золотыхъ.

— Разв? она такъ хороша? спросилъ Донъ-Кихотъ.

— Да тамъ хороша, возразилъ каторжникъ, что заткнетъ за поясъ Лазариллу Тормескаго и вс? книги въ этомъ род?. Въ ней написана одна только правда, да такая милая, что чище всякой лжи.

— А какъ она подъ заглавіемъ? спросилъ Донъ-Кихотъ.

— Жизнь Гинеса Пассамонта, отв?тилъ авторъ.

— Окончена она? продолжалъ спрашивать Донъ-Кихотъ.

— Какъ могъ я окончить ее, когда я самъ еще не окончился, отв?чалъ тотъ же господинъ. Въ ней описано все со дня моего рожденія, до того времени когда меня въ посл?дній разъ присудили теперь въ каторгу.

— Такъ ты бывалъ уже такъ? сказалъ Донъ-Кихотъ.

— Служилъ ужь я такъ четыре года Богу и королю, отв?тилъ Гинесъ; испробовалъ я и сухарей и бычачьихъ нервъ; и правду сказать не слишкомъ кручинюсь, что приходится мн? побывать такъ еще разъ, потому что буду им?ть, по крайней м?р?, время докончить свою книгу. Мн? еще предстоитъ иного хорошаго сказать, а на испанскихъ галерахъ, слава Богу, свободнаго времени больше, ч?мъ мн? нужно; т?мъ бол?е, что обдумывать мн? ничего не осталось, я наизусть все знаю, что буду писать.

— Ты, право, не глупъ, сказалъ ему Донъ-Кихотъ.

— Это то и б?да моя, зам?тилъ Гинесъ, потому что только дуракамъ везетъ на св?т?.

— Занимайся-ка по прежнему плутнями, вм?шался коммисаръ.

— Кажется ужь докладывалъ я вамъ, господинъ коммисаръ, чтобы вы изволили говорить пов?жлив?е, отв?чалъ арестантъ. Позвольте еще вамъ доложить, что вашу черную розгу начальство дало вамъ вовсе не для того, чтобы угнетать этихъ несчастныхъ, которыхъ вы сопровождаете, а, какъ мн? кажется, для того, чтобы вы ихъ отвели куда велитъ его величество. Если н?тъ, то жизнью… впрочемъ, довольно. Всякія пятна могутъ когда-нибудь попасть въ щелокъ, и пусть каждый молчитъ, — здорово живетъ и отправляется своей дорогой, какъ и намъ пора это сд?лать, потому что мы ужь довольно намололи зд?сь всякаго вздору.

Въ отв?тъ на это коммисаръ замахнулся было жезломъ своимъ на Пассамонта, но Донъ-Кихотъ бросился впередъ, отвелъ ударъ и просилъ коммисара не драться. «Ничего удивительнаго н?тъ», сказалъ онъ, «если челов?къ съ связанными руками вознаграждаетъ себя т?мъ, что развязываетъ языкъ;«посл? чего, обратясь къ каторжникамъ, сказалъ имъ: «изъ того, что я услышалъ отъ васъ, дорогіе братья, я вижу ясно, что хотя васъ караютъ за ваши заблужденія, все-же ожидающая васъ жизнь приходится вамъ не по вкусу, и вы отправляетесь на галеры противъ вашей воли. Я вижу также, что недостаточное мужество, выказанное при допрос? однимъ, недостатокъ денегъ у другаго, простое несчастіе третьяго и наконецъ пристрастіе и заблужденіе судій вообще р?шили вашу погибель и закрыли предъ вами двери правосудія, составляющаго наше общее достояніе. Все это, друзья мои, уб?ждаетъ меня въ тонъ, что я долженъ показать на васъ: зач?мъ ниспосланъ я въ мір?, почему неиспов?димой волей промысла включенъ я въ сонмъ рыцарей, зач?мъ клялся я вспомоществовать гонимымъ и сирымъ и отстаивать слабыхъ, угнетаемыхъ сильными. Но такъ какъ вм?ст? съ т?мъ я сознаю, что никогда не сл?дуетъ д?лать насильно того, что можно сд?лать мирно, поэтому и прошу вашихъ конвойныхъ и господина коммисара снять съ васъ оковы и отпустить васъ съ Богомъ; другіе сослужатъ за васъ королю службу въ лучшихъ обстоятельствахъ. А между т?мъ, говоря правду, не чудовищно-ли обращать въ рабовъ т?хъ, кого Богъ и природа создали свободными. Къ тому-же, вамъ, господа,» сказалъ Донъ-Кихотъ, обращаясь къ конвойнымъ, «люди, эти, кажется, не сд?лали никакого зла, поэтому отпустите ихъ съ миромъ, и пусть каждый изъ нихъ остается съ своимъ гр?хомъ. Пусть ужъ тамъ судитъ ихъ Верховный Судія; Онъ награждаетъ добрыхъ и наказуетъ злыхъ. Намъ-же, людямъ, уважающимъ, въ каждомъ изъ насъ, наше челов?ческое достоинство, не пристало быть палачами себ? подобныхъ; это не достойно челов?ка, особенно не им?ющаго въ томъ никакого интереса. Прошу-же васъ, господа, добромъ и спокойно, — желая оставить за собою предлогъ поблагодарить васъ потомъ, — исполнить мою просьбу. Если-же вы откажете мн?, тогда этотъ мечь, это копье и эта рука съум?ютъ заставить васъ послушать меня.»

— Вотъ это тоже мило, воскликнулъ комиссаръ, и стоило вамъ, господинъ рыцарь, столько говорить для того, чтобы выговорить такую диковинку. Неужели вы, въ самомъ д?л?, думаете, что мы или тотъ, кто поручилъ намъ этихъ каторжниковъ, могутъ отпустить ихъ когда захотятъ. Полно вамъ, право, народъ см?шить; по?зжайте себ? своею дорогой, да поправьте на голов? своей тазъ, не безпокоясь отыскивать пятой лапы у нашего кота.

— Самъ ты котъ, крыса, каторжникъ, и вдобавокъ грубіянъ, воскликнулъ Донъ-Кихотъ, и не находя нужнымъ предупреждать его, устремился на него съ такою яростью, что прежде нежели противникъ его усп?лъ подумать о защит?, онъ свалилъ его на землю. Къ счастію рыцаря, онъ восторжествовалъ надъ конвойнымъ, вооруженнымъ аркебузомъ. Это неожиданное нападеніе ошеломило на минуту всю стражу, но скоро придя въ себя, конвойные верховые схватились за мечи, а п?шіе за пики, и напали на Донъ-Кихота, ожидавшаго ихъ съ убійственнымъ хладнокровіемъ. Рыцарю, безъ сомн?нія, пришлось-бы пережить теперь н?сколько не совс?мъ пріятныхъ минутъ, если-бы каторжники не употребили, — воспользовавшись случаемъ вырваться на свободу, — совокупныхъ усилій разорвать сковывавшую ихъ ц?ль, произведши при этомъ такую кутерьму, что конвойные, кидаясь то на освобождавшихся арестантовъ, то на освобождавшаго ихъ и теперь напавшаго на стражу рыцаря, въ сущности ничего путнаго сд?лать не могли. Санчо, съ своей стороны, помогалъ освободиться Гинесу, который первый вырвался на свободу, и не чувствуя бол?е оковъ