каторги безуміемъ и доблестью Донъ-Кихота, и не безъ причины страшившагося теперь пресл?дованія святой Германдады на то самое м?сто, на которомъ расположились ночевать Санчо и Донъ-Кихотъ. Пройдоха узналъ ихъ въ туже минуту и р?шился обождать, пока они мирно заснутъ себ?. И такъ какъ негодяи всегда неблагодарны, такъ какъ на св?тъ ихъ рождаетъ нужда, и настоящее закрываетъ предъ ними будущее, то и не мудрено, если Гинесъ, у котораго благодарности было столько же, сколько благородства, р?шился украсть у Санчо осла, не заботясь о Россинант?, показавшемся ему такою дрянью, которую ни продать, ни заложить. Дождавшись минуты, когда Санчо захрап?лъ, славный этотъ воръ увелъ его осла, и прежде ч?мъ занялась заря, его уже и сл?дъ простылъ, — поминай какъ звали.

Взошла заря, возрадовалась земля и опечалился Санчо. Не находя нигд? своего милаго осла, онъ принялся такъ громко и горько вопить, что разбудилъ Донъ-Кихота, услышавшаго какъ несчастный оруженосецъ его, хныкая, приговаривалъ: «о сынъ моего сердца, рожденный въ моемъ собственномъ дом?, забава д?тей моихъ, услада жены, зависть сос?дей, помощникъ въ трудахъ моихъ и кормилецъ ц?лой половины моей, потому что заработываемыми тобою двадцатью шестью мараведисами ты покрывалъ на половину мои расходы». Донъ-Кихотъ, видя рыдающаго Санчо, и узнавъ причину его гора, принялся ут?шать его ч?мъ могъ и об?щалъ дать ему письмо на полученіе трехъ ослятъ изъ пяти, оставленныхъ имъ въ своей конюшн?. Это н?сколько ут?шило Санчо, осушило его слезы, утишило стенанія, и онъ посп?шилъ поблагодарить своего господина за великую милость его.

Донъ-Кихотъ, между т?мъ, забравшись въ горы, которыя казались ему какъ будто нарочно созданными для того рода приключеній, которыхъ онъ искалъ теперь, преисполнился невообразимой радостью. Онъ припоминалъ разныя удивительныя происшествія, случавшіяся съ странствующими рыцарями въ такихъ дикихъ м?стахъ, и эти воспоминанія наставляли его забывать все на св?т?. Санчо же, попавъ въ безопасное м?сто, помышлялъ только о томъ, какъ бы ему наполнить желудокъ остатками отъ добычи, захваченной у монаховъ, сопровождавшихъ мертвеца. Онъ шелъ теперь п?шкомъ, позади своего господина, таща на себ? все, что таскивалъ недавно его оселъ, и перекладывая разные кусочки изъ котомки въ свой желудокъ; и такъ по душ? приходилось ему это п?шеходное путешествіе, что ни гроша не далъ бы онъ ни за какое другое приключеніе.

Спустя немного, поднявъ глаза, онъ увид?лъ, что господинъ его, остановившись, пытается остріемъ своего копья поднять съ земли какія-то вещи. Посп?шивъ къ нему на помощь, онъ увид?лъ, что Донъ-Кихотъ приподнялъ чемоданчикъ и подушку, связанные вм?ст?, вс? въ дырьяхъ и на половину сгнившіе. Все это было довольно тяжело, такъ что Санчо принужденъ былъ взять чемоданъ на руки, и рыцарь вел?лъ ему посмотр?ть, что въ немъ положено. Оруженосецъ поторопился исполнить это приказаніе, и хотя чемоданъ былъ запертъ на ключь, онъ легко однако разсмотр?лъ черезъ дырья все, что въ немъ находилось. Тамъ лежали четыре рубахи тонкаго голландскаго полотна, разное щегольское платье и, что лучше всего, свертокъ съ червонцами. «Да благословенно же будетъ все небо, ниспосылающее намъ такое приключеніе, въ которомъ есть наконецъ ч?мъ поживиться» воскликнулъ Санчо, при вид? этой находки. И принялся онъ теперь съ двойнымъ вниманіемъ разглядывать все въ найденномъ имъ чемодан?, въ которомъ, кром? денегъ, б?лья и платья, нашелъ еще богато переплетенный альбомъ.

— Дай мн? этотъ альбомъ, сказалъ Донъ-Кихотъ, деньги же дарю теб?.

Въ знакъ благодарности Санчо поцаловалъ ему руку, и принялся посл? того перекладывать вещи изъ чемодана въ свою котомку.

— Санчо, сказалъ ему Донъ-Кихотъ, мн? кажется, да иначе и быть не можетъ, что это вещи какого- нибудь заблудившагося путешественника, настигнутаго въ горахъ разбойниками, похоронившими его въ этой пустын?.

— Этого не можетъ быть, сказалъ Санчо, разбойники не оставили бы денегъ.

— Правда твоя, зам?тилъ Донъ-Кихотъ, и я р?шительно не понимаю, что бы это такое могло быть. Посмотримъ еще альбомъ; не откроетъ ли онъ намъ этой тайны. Съ посл?днимъ словомъ рыцарь развернулъ альбомъ, и первое, что попалось ему на глаза было, какъ будто на черно набросанное красивымъ почеркомъ, стихотвореніе, которое Донъ-Кихотъ громко прочелъ; вотъ оно:

— Ну, изъ этой п?сеньки трудновато что-нибудь узнать, зам?тилъ Санчо, если только начиная съ филина, о которомъ зд?сь поется, мы не доберемся до самаго соловья.

— Про какого филина ты говоришь? спросилъ Донъ-Кихотъ.

— Кажись, вы тамъ про филина что-то читали, отв?тилъ Санчо.

— Про филина? воскликнулъ Донъ-Кихотъ. Ты, кажется, Санчо, перепуталъ; тутъ сказано Фили, в?роятно имя дамы этого п?вца, а вовсе не филинъ. Стихи же право ничего себ?, продолжалъ онъ, или я ничего не смыслю въ стихахъ.

— Какъ, ваша милость, сказалъ удивленный Санчо, разв? и вы стихи сочиняете?

— Больше ч?мъ ты думаешь, отв?тилъ Донъ-Кихотъ, и это ты вскор? увидишь, относя письмо мое въ Дульцине? Тобозской, написанное стихами сверху до ниву. Узнай, Санчо, что вс?, или по крайней м?р?, большая часть странствующихъ рыцарей минувшихъ временъ были знаменитые трубадуры, т. е. великіе поэты и музыканты. Безъ этихъ двухъ талантовъ или даровъ небесныхъ немыслимы влюбленные странствователи. Правда, стихи старыхъ рыцарей отличаются большей силой, ч?мъ граціей.

— А прочтите за еще что-нибудь, сказалъ Санчо, можетъ быть мы найдемъ тамъ что-нибудь интересное для насъ.

Донъ-Кихотъ перевернулъ листъ.

— Зд?сь проза, сказалъ онъ, что-то въ род? письма.

— Тоже, пожалуй, посланіе какое-нибудь, зам?тилъ Санчо.

— Судя по началу, это, должно быть, какое-то любовное письмо, отв?тилъ Донъ-Кихотъ.

— Потрудитесь, ваша милость, громко прочитать его, сказалъ Санчо, потому что, страхъ какъ люблю я эти любовныя писанія.

— Изволь, отв?тилъ Донъ-Кихотъ, и всл?дъ за т?мъ громко прочелъ:

«Твоя изм?на и мое несчастіе заставляютъ меня удалиться въ такое м?сто, откуда слухъ твой поразитъ скор?е в?сть о моей кончин?, нежели мое проклятіе. Неблагодарная! ты предпочла мн? челов?ка, обладающаго большимъ, но не большаго, ч?мъ я. Если-бы благородство чувствъ считалось зд?сь богатствомъ, тогда я не завидовалъ-бы чужому счастію, и не оплакивалъ-бы погибшаго моего. Очарованіе, производимое твоей красотой, затм?вается твоими поступками. Прельщенный красотой, — я вид?лъ въ теб? ангела небеснаго, въ твоихъ поступкахъ — узналъ въ теб? женщину. Но живи себ? въ мир? ты, вызывающая меня на брань; дай Богъ, чтобы никогда не раскрылся коварный обманъ твоего мужа, и теб? не пришлось раскаиваться въ твоемъ поступк?, или страшиться моего удара въ отмщеніе за то, чего ужь я не ищу».

— Изъ этого письма мы узнали еще меньше, ч?мъ изъ стиховъ, зам?тилъ Донъ-Кихотъ. Ясно только, что это писалъ какой-то отверженный влюбленный.