насъ. Къ тому же довольно было увид?ть, ч?мъ онъ сталъ теперь противъ того, какимъ мы вид?ли его въ первый разъ. Тогда онъ быхъ молодой, красивый такой господинъ; по его разговору и учтивости видно было, что онъ принадлежитъ къ благородной фамиліи; такъ что мы передъ нимъ были мужики мужиками. Между т?мъ, заговоривши съ нами, онъ вдругъ остановился, снова он?м?лъ, уперся глазами въ землю, и долго такъ стоялъ. Мы съ удивленіемъ гляд?ли на него, ожидая ч?мъ все это кончится; и все большая и большая жалость брала насъ къ нему; а онъ все тамъ стоитъ, ни словечка не промолвитъ, и только то подвинетъ, то опуститъ глаза, да вдругъ, словно найдетъ на него что-то такое; начнетъ кусать себ? губы, да хмурить брови; тутъ стало ясно намъ, что не спроста все это такъ д?ется съ нимъ. И скоро увид?ли мы, что-точно не спроста, потому поднялся это онъ вдругъ, какъ б?шеный, съ земли, на которой было прилегъ, да какъ кинется на перваго попавшагося ему подъ руку нашего товарища, такъ еслибъ мы не вырвали этого б?дняка изъ его рукъ, то тутъ бы онъ его и уходилъ своими кулаками и зубами, и все онъ кричалъ: «а, изм?нникъ Фернандо, ты заплатишь мн? наконецъ за тотъ позоръ, которымъ ты покрылъ меня. Я вырву наконецъ это злод?йское сердце, полное обмана и изм?ны». И много еще кричалъ онъ кое-чего, все честя изм?нникомъ и обманщикомъ этого Фернанда. Мы отняли у него наконецъ нашего товарища, и тогда, не промолвивши ни слова, онъ со вс?хъ ногъ уб?жалъ отъ васъ, скрывшись такъ быстро между скалами и хворостникомъ, что намъ никакъ нельзя было усл?дить его. Такъ и ушли мы, ничего не добившись отъ него, и узнавши только, что по временамъ съ нимъ д?лается что-то не доброе и что должно быть этотъ Фернандъ ч?мъ то очень ужь досадилъ ему. И ув?рялись мы въ этомъ все больше и больше всякій разъ, когда намъ доводилось встр?чаться съ нимъ, когда онъ приходилъ къ намъ просить хл?ба, или силою отбирать его, потому что ужь когда найдетъ на него такая несчастная минута, въ ту пору ничего не возьметъ онъ добромъ, какъ ни предлагай ему, а нее наровитъ добыть кулаками. Когда же случится ему быть въ полномъ разсудк?, тогда ласково проситъ онъ насъ — ради Бога, и поблагодаритъ, и заплачетъ потомъ. И могу вамъ по чистой правд?, сказать, господа, продолжалъ пастухъ, что вчера я и еще четверо пастуховъ нашихъ — двое друзей и двое работниковъ моихъ — р?шили искать его, и если найдемъ, то думаемъ добровольно или насильно отвезти въ городъ Альмодоваръ, до котораго будетъ миль восемь отсюда. Тамъ мы хотимъ попробовать лечить его, если только б?дняка этого вылечитъ ужь что-нибудь, или, по крайней м?р?, сговорились мы узнать отъ него: это онъ, и есть ли у него родные какіе, которыхъ мы могли бы изв?стить о его несчастіи. Вотъ, господа, все, что я могу вамъ сказать объ этомъ челов?к?. Теперь вы можете ув?ряться, что хозяинъ найденныхъ вами вещей, тотъ самый челов?къ, который уб?жалъ отъ васъ какъ молнія, да отъ чего ему и не б?гать какъ молнія, когда онъ не носитъ на себ? никакого платья.

Донъ-Кихотъ, сказавшій передъ т?мъ пастуху, какъ быстро скрылся отъ него въ хворостник? странный незнакомецъ, чрезвычайно удивленъ былъ т?мъ, что услышалъ о немъ. Чувствуя все бол?е и бол?е возраставшее желаніе узнать, кто былъ этотъ таинственный челов?къ, онъ р?шился посл?довать своему первому внушенію и искать незнакомца въ горахъ, р?шительно везд?, не оставляя безъ осмотра ни одной трещины и ни одной пещеры. Но судьба устроила д?ло лучше, ч?мъ онъ ожидалъ, потому что въ эту самую минуту, таинственный незнакомецъ показался въ горномъ проход?, выходившемъ вамъ разъ на тотъ лугъ, на которомъ находился теперь Донъ-Кихотъ. Несчастный подвигался впередъ, бормоча что-то такое, чего нельзя было разобрать и вблизи. Нарядъ его былъ таковъ, какъ мы уже описали, только когда онъ былъ уже очень близко отъ Донъ-Кихота, посл?дній разсмотр?лъ на плечахъ его сл?ды камзола, вис?вшаго теперь въ лохмотьяхъ и, какъ видно было, сд?ланнаго изъ дорогой душистой замши; вещь, ясно показывавшая, что господинъ этотъ принадлежалъ къ весьма порядочному обществу. Приблизившись къ рыцарю, онъ поздоровался съ нимъ очень в?жливо, но какимъ то глухимъ, отрывистымъ голосомъ. Донъ-Кихотъ, съ своей стороны, чрезвычайно в?жливо раскланялся съ нимъ, сошелъ съ коня, приблизился къ незнакомцу и горячо обнявъ его, продержалъ такъ н?сколько минутъ, прижавши къ своей груди, точно встр?тилъ въ немъ стараго друга посл? долгой разлуки. Незнакомецъ, котораго мы могли бы см?ло назвать оборванцемъ жалкаго образа, подобно тому, какъ Донъ-Кихотъ назывался рыцаремъ печальнаго образа, освободясь наконецъ изъ объятій рыцаря и положивъ на плечи ему свои руки, стадъ пристально осматривать, какъ-бы желая узнать его; удивленный, быть можетъ, костюмомъ, оружіемъ и всею фигурою Донъ-Кихота еще бол?е, ч?мъ Донъ- Кихотъ — оборванной и несчастной фигурой незнакомца. Посл? н?сколькихъ минутъ молчанія, несчастный пустынникъ заговорилъ первый, что именно, это мы увидимъ въ сл?дующей глав?.

Исторія передаетъ, что Донъ-Кихотъ съ чрезвычайнымъ любопытствомъ слушалъ несчастнаго рыцаря горъ, который между прочимъ сказалъ ему: «милостивый государь, это бы вы ни были, потому что, правду сказать, я васъ вовсе не знаю, я т?мъ не мен?е очень благодаренъ вамъ за принятое вами во мн? участіе, и желалъ бы отблагодарить васъ за него не однимъ только желаніемъ.»

«Я нам?ренъ только служить вамъ ч?мъ могу,» отв?чалъ Донъ-Кихотъ, «и желаніе это такъ сильно во мн?, что я р?шился было не покидать этихъ горъ, пока не открою и не узнаю отъ васъ самихъ: можно ли ч?мъ-нибудь помочь вашему горю, о которомъ краснор?чиво говоритъ теперешній вашъ образъ жизни? И если ваше несчастіе изъ т?хъ, для которыхъ не существуетъ ут?шеній, то я готовъ хоть немного облегчить ваше горе, присоединяя къ слезамъ вашимъ мои, потому что им?ть вблизи себя брата, сочувствующаго вашему несчастію, значитъ до н?которой степени ослабить его. И если вы сколько-нибудь дов?ряете моимъ нам?реніямъ, то заклинаю васъ именемъ того, кого вы любили, или любите больше всего за св?т?, откройте мн?: что заставило васъ жить зд?сь, какъ зв?ря пустыни? клянусь,» продолжалъ Донъ-Кихотъ, «моимъ рыцарскимъ орденомъ, въ который, хотя и гр?шникъ, я удостоился вступить, клянусь моимъ званіемъ странствующаго рыцаря, что если вы согласитесь дов?риться мн?, то я буду отнын? самый пламенный, самый преданный слуга вашъ, и не перестану заботиться о томъ, чтобы уврачевать ваше горе, или, если это невозможно, оплакивать его вм?ст? съ вами.»

Пока говорилъ рыцарь печальнаго образа, рыцарь л?са только оглядывалъ его съ головы до ногъ, и наконецъ нагляд?вшись, какъ видно, вдоволь, сказалъ, обращаясь къ окружавшимъ его лицамъ: «дайте мн?, ради Бога, если есть у васъ, чего-нибудь по?сть; когда я закушу, тогда въ благодарность за принимаемое во мн? участіе, я сд?лаю и скажу все, что хотите.» Въ ту же минуту Санчо и пастухъ достали изъ своихъ котомокъ все, что нужно было для утоленія голода несчастнаго скитальца, который кинулся на пищу, намъ зв?рю подобный дикарь, и принялся пожирать ее съ такимъ остервененіемъ, что казалось, будто онъ только глоталъ, а не ?лъ. Во все это время и самъ онъ и вс? окружавшіе его хранили глубокое молчаніе. Но уничтоживши все, ч?мъ его угостили, оборванный незнакомецъ, знакомъ пригласилъ все общество сл?довать за нимъ, и привелъ его на св?жій, зеленый лугъ, разстилавшійся у подошвы одной скалы. Зд?сь, по прежнему, не говоря ни слова, онъ легъ на траву, окружавшее его общество посл?довало его прим?ру, и вс? молчали, пока наконецъ не заговорилъ, устроившись на своемъ м?ст?, таинственный скиталецъ.

«Господа,» сказалъ онъ, «если вамъ угодно, чтобы я въ немногихъ словахъ разсказалъ вамъ вс? мои великія несчастія, то об?щайте не прерывать меня ни словомъ, ни движеніемъ, потому что въ ту минуту, какъ вы меня прервете, прервется и разсказъ мой.»

Это вступленіе невольно напомнило Донъ-Кихоту недавнюю сказку Санчо, оставшуюся неоконченной, благодаря ошибк? въ счет? перевозимыхъ черезъ р?чку козъ.

Попросивъ не прерывать его разсказа, незнакомецъ, какъ бы въ оправданіе свое добавилъ: «я принимаю эту предосторожность, единственно изъ желанія разсказать вамъ какъ можно скор?е пов?сть моихъ несчастій; потому что вспоминать о нихъ, значитъ только усиливать ихъ; и ч?мъ меньше вы будете меня спрашивать, т?мъ скор?е я все разскажу, не упустивъ ничего, что могло бы сколько нибудь интересовать васъ.» Донъ-Кихотъ об?щалъ ему отъ имени всей компаніи не прерывать его, и таинственный отшельникъ такъ началъ разсказъ свой.

«Зовутъ меня Карденіо; родился я въ благородномъ семейств?, въ одномъ изъ главныхъ городовъ Андалузіи. Хотя родители мои богаты, но несчастіе мое такъ велико, что еслибъ они узнали о немъ, то слезъ ихъ не осушили бы вс? ихъ сокровища; богатство безсильно помогать испытаніямъ, ниспосылаемымъ намъ небомъ. Въ одномъ город? со мною жилъ ангелъ небесный, на котораго любовь излила вс? свои дары, и въ обладаніи которымъ заключались мое счастіе и моя гордость. Этимъ перломъ была Лусинда; она происходила также изъ благородной и богатой фамиліи, какъ и я, но только была счастлив?е меня и мен?е