такъ сказываются; меня не научили разсказывать иначе, и со стороны вашей милости было бы несправедливо требовать отъ меня новыхъ порядковъ.
— Говори, какъ знаешь, воскликнулъ Донъ-Кихотъ; ужь если я вынужденъ слушать твои сказки, то, право, мн? все равно, какъ ты будешь разсказывать ихъ.
— И такъ, господинъ души моей, продолжалъ Санчо, я ужь изволилъ сказать вамъ, что пастухъ этотъ былъ влюбленъ въ пастушку Таральву, д?вку здоровую и краснощекую, да къ тому еще съ душкомъ, ну словомъ — бой-бабу, то есть, какъ есть, бой-бабу, даже съ усами, да такими — что мн? кажется, будто я ихъ вижу отсюда.
— Тамъ ты, значитъ, зналъ ее? спросилъ Донъ-Кихотъ.
— Н?тъ, я то самъ не зналъ ее, отв?чалъ Санчо; но только тотъ, кто разсказывалъ мн? эту сказку, самъ ув?рялъ меня, что это такая сущая правда, что если приведется мн? когда-нибудь разсказывать ее другимъ, то я могу присягнуть, какъ будто вид?лъ нее это собственными глазами. Время между т?мъ шло да пью, день за днемъ, и чортъ, который никогда не дремлетъ и везд? высматриваетъ какъ бы перевернуть все вверхъ ногами, смастерилъ такую штуку, что любовь пастушка къ пастушк? обратилась въ ненависть, и стала Таральва ему хуже горькой р?дьки, а виною всему, какъ говорятъ длинные языки, была ревность. Возненавид?въ свою возлюбленную, пастухъ вид?ть не могъ ее, и чтобы никогда больше не встр?чаться съ нею, р?шился уйти изъ родной своей стороны. Таральва же, какъ только возненавид?лъ ее пастухъ, сама такъ кр?пко полюбила его, какъ никогда еще не любила.
— Такова ужь женская натура, зам?тилъ Донъ-Кихотъ: любить т?хъ, кто ихъ ненавидитъ — и ненавид?ть влюбленныхъ въ нихъ.
— Собралъ пастухъ свое стадо, продолжалъ Санчо, и направился съ нимъ въ Эстрамадуру, нам?реваясь оттуда пробраться въ Португалію. Пров?давъ это, Таральва, пустилась за нимъ сл?домъ, на босую ногу, съ башмаками въ одной, съ посохомъ въ другой рук? и съ котомкой за плечами. Въ котомку, какъ слышно было, уложила она кусокъ зеркала, кусокъ гребня и коробочку съ какими-то красками для штукатурки своего лица. Но мн?, право, н?тъ охоты разбирать, что она тамъ уложила, да и не въ этомъ д?ло, а въ томъ, что пастухъ нашъ пришелъ къ берегамъ Гвадіаны, когда вода въ р?к? поднялась, и почти что вышла изъ береговъ, а между т?мъ съ той то стороны, съ которой переправляться надо ему, не видать ни лодочки, ни лодочника, ни парома. Взяла тутъ нашего пастуха досада, потому что если не усп?етъ онъ скоро переправиться, такъ, того и гляди, нагонитъ его, да разрюмится передъ нимъ Таральва. Думалъ онъ, думалъ, гляд?лъ онъ, гляд?лъ, да таки выгляд?лъ, наконецъ рыбака съ душегубкой, да только такой малюсенькой, что на ней ум?ститься всего на всего могла одна коза, да одинъ челов?къ. Нечего д?лать, кликнулъ пастухъ этого рыбака и попросилъ перевезти на другой берегъ его самаго и триста возъ его. Рыбакъ взялъ одну козу, перевезъ ее — прі?халъ, взялъ другую козу, перевезъ другую, прі?халъ, взялъ третью козу, перевезъ третью — Ради Бога, ваша милость, не ошибитесь въ счет? козъ, продолжалъ Санчо, потому что если вы ошибетесь хоть въ одной, тогда, баста, не будетъ вамъ сказки, то есть, ни одного словечка нельзя будетъ больше припомнить. Теперь нужно вамъ сказать, — что другой-то берегъ былъ крутой, глинистый и скользкій, такъ что рыбаку много нужно было времени, чтобы пере?зжать туда и назадъ. По?халъ однако еще за козой, да еще, да еще
— Ради Бога, воскликнулъ Донъ-Кихотъ, ну считай, что онъ уже вс?хъ ихъ перевезъ, и перестань пере?зжать съ одного конца на другой, иначе ты въ ц?лый годъ не перевезешь вс?хъ твоихъ козъ.
— А сколько ихъ перевезено до сихъ поръ? спросилъ Санчо.
— Чортъ ихъ знаетъ — отв?тилъ Донъ-Кихотъ.
— А в?дь предупреждалъ же я вашу милость, зам?тилъ Санчо, не сбиться въ счет?; ну, теперь сказка кончена, продолжать ее ужь никакъ нельзя.
— Что за дьяволъ, воскликнулъ Донъ-Кихотъ. Что за отношеніе такое между сказкою твоею и счетомъ козъ? И какъ это можетъ быть, чтобы пропустивши въ счет? одну козу, ты не могъ бы сказать больше ни слова.
— Ну вотъ подите-же, не могу, да и только! отв?чалъ Санчо, потому что, когда я спрашивалъ у вашей милости, сколько перевезено козъ, и когда вы мн? отв?тили, что не знаете, въ ту самую минуту, у меня отшибло память; и теперь, хоть тресни, я ничего не припомню; знаю только, что оставалось мн? досказать вамъ самое лучшее, что было во всей сказк?.
— Такъ сказка твоя кончена? спросилъ Донъ-Кихотъ.
— Какъ жизнь моей матери. — отв?тилъ Санчо.
— Клянусь Богомъ, зам?тилъ Донъ-Кихотъ, сказка эта — одна изъ самыхъ диковинныхъ вещей за св?т?, особенно еще, такъ какъ ты разсказывалъ и закончилъ ее; оно, впрочемъ, и странно было-бы ожидать чего-нибудь лучшаго отъ такого умницы, какъ ты. Впрочемъ, очень можетъ быть, что шумъ этихъ неустанно раздающихся ударовъ, д?йствительно, отшибъ у тебя память. Удивляться тутъ, кажется, нечему.
— На св?т? н?тъ ничего невозможнаго, отв?чалъ Санчо, но только, что касается моей сказки, то позвольте доложить вашей милости, что она д?йствительно должна окончиться въ ту минуту, когда спутаешься въ счет? козъ.
— Ну и Богъ съ ней, кончай ее, когда теб? угодно, сказалъ Донъ-Кихотъ. Посмотримъ-ка лучше, не тронется-ли, наконецъ, Россинантъ. Съ посл?днимъ словомъ онъ пришпорилъ его, но увы! Россинантъ опять подпрыгнулъ и только; съ м?ста онъ не двинулся ни на шагъ, такъ хорошо связалъ его Санчо.
Вскор? однако начало св?тать, и тогда оруженосецъ нашъ втихомолку развязалъ ноги Россинанту. Почувствовавъ себя свободнымъ, конь Донъ-Кихота какъ будто немного ободрился, по крайней м?р?, онъ принялся топтать передними ногами; другаго, конечно, ничего и ждать отъ него нельзя было. Видя, что Россинантъ шевелится наконецъ, Донъ-Кихотъ невыразимо обрадовался и р?шился тотчасъ же пуститься на встр?чу ужасному приключенію. Теперь, между-прочимъ, при бл?дномъ св?т? зари, онъ увид?лъ, что провелъ ночь подъ группою высокихъ каштановыхъ деревьевъ, дающихъ, какъ изв?стно, весьма широкую т?нь. Страшные удары между т?мъ не переставали раздаваться, а причина ихъ, по прежнему, оставалась скрыта. Но не колеблясь бол?е ни одного мгновенья, Донъ-Кихотъ простился еще разъ съ своимъ оруженосцемъ и приказалъ ему, по прежнему, ожидать его трое сутокъ, сказавъ, что если черезъ три дни онъ не возвратится, значитъ воля Господня совершилась, и Всевышній судилъ рыцарю погибнуть въ этомъ ужасномъ приключеніи. Онъ повторилъ Санчо, что долженъ онъ былъ сказать Дульцине?, и просилъ не безпокоиться о своемъ жалованьи, ув?ривъ его, что, у?зжая изъ дому, онъ оставилъ зав?щаніе, въ которомъ зав?щалъ уплатить своему оруженосцу жалованье сполна за все время его службы. Но, сказалъ въ заключеніе рыцарь, если Господь сохранитъ меня теперь, тогда, Санчо, ты можешь считать островъ уже въ своихъ рукахъ.
До глубины души тронутый грустнымъ прощаніемъ съ своимъ добрымъ господиномъ, Санчо не выдержалъ, залился слезами и р?шился сл?довать за Донъ-Кихотомъ всюду, нам?реваясь не покидать его до окончанія предстоявшаго ему ужаснаго д?ла. Судя по этимъ слезамъ и этой благородной р?шимости, авторъ заключаетъ, что Санчо Пансо былъ отъ природы челов?къ добрый, и притомъ христіанинъ стараго закала. Слезы его тронули, но нисколько не поколебали Донъ-Кихота. Напротивъ того, не теряя бол?е ни минуты, онъ по?халъ въ ту сторону, гд? слышались неумолкающіе удары и шумный грохотъ воды. Санчо сл?довалъ за нимъ, по обыкновенію, п?шкомъ, ведя за узду осла, неразлучнаго товарища своего въ хорошія и трудныя минуты жизни. Миновавъ пространство, расположенное подъ т?нью каштановыхъ деревьевъ, наши искатели приключеній вы?хали на широкій лугъ, и тутъ увид?ли скалу, по которой съ грохотомъ и весьма живописно струилась вода. У подошвы ее расположены были какія-то строенія, бол?е походившія, впрочемъ, на развалины, и въ нихъ-то раздавались эти страшные удары, такъ напугавшіе Санчо. Теперь эти удары и шумъ воды испугали Россинанта, но Донъ-Кихотъ погладивъ и успокоивъ его словами, приблизился съ нимъ въ строеніямъ, поручая себя своей дам?, и по обыкновенію прося ее — бодрствовать надъ нимъ въ эту ужасную минуту; мимоходомъ онъ не забылъ помолиться и Богу. Санчо, между т?мъ, сл?дуя по пятамъ своего господина, вытягивался и все высматривалъ изъ-за спины и шеи Россинанта, над?ясь увид?ть, наконецъ, то, что повергло его, ночью, въ такой ужасъ. Такъ рыцарь и оруженосецъ его про?хали шаговъ сто, и тутъ ясно увид?ли, что за штука такая производила вс? эти адскіе удары, заставлявшіе ихъ ц?лую ночь не в?сть что воображать себ?. Если сказать теб?, читатель, правду, и если она не огорчитъ и не раздосадуетъ тебя, то узнай, что всю эту неслыханную кутерьму произвели шесть валяльныхъ мельницъ съ раздававшимися въ нихъ, по очереди, ударами.
