несчастнаго тюфяка, усыпаннаго какими то колючками, и наконецъ изъ од?яла, походившаго скор?е на металлическое, ч?мъ на шерстяное. На этой-то постели уложили Донъ-Кихота; и при тускломъ св?т? ночника, который держала въ рукахъ восхитительная Мариторна (такъ называлась служанка), хозяйка съ дочерью принялись натирать Донъ-Кихота съ головы до ногъ какою-то мазью. При вид? многочисленныхъ синяковъ его, хозяйка зам?тила, что эти знаки похожи скор?е на сл?ды побоевъ, ч?мъ паденія.
— И однако они не отъ побоевъ, отв?чалъ Санчо; но проклятая скала была покрыта такими острыми выступами, что не мудрено, если она оставила синяки по всему т?лу моего господина. Кстати, добавилъ онъ, не сбережете ли вы и для меня н?сколько мази, потому что и у меня побаливаетъ спина.
— Разв? ты тоже упалъ? спросила хозяйка.
— Н?тъ, не то что упалъ, говорилъ Санчо, но при вид? паденія моего господина, я почувствовалъ такое сотрясеніе во всемъ т?л?, какъ будто мн? дали тысячу падокъ.
— Это понятно, подхватила молодая д?вушка; мн? часто случадось вид?ть во сн?, будто я падаю съ высокой башни, падаю, и не могу упасть; и когда потомъ я пробуждалась, то чувствовала себя разбитой, точно, въ самомъ д?л?, упада.
— Ну вотъ тоже и со мной, подхватилъ Санчо; съ тою только разницею, что не вид?вши ничего во сн?, я чувствую себя однако такъ же дурно, какъ и мой господинъ.
— А какъ прозывается вашъ господинъ? спросила Мариторна.
— Донъ-Кихотъ Ламанчскій, одинъ изъ славн?йшихъ странствующихъ рыцарей, какіе существовали когда либо на св?т?, отв?чалъ Санчо.
— Странствующій рыцарь? это что такое! воскликнула удивленная служанка.
— О, какъ же вы просты, моя милая, когда не знаете такой простой вещи, сказалъ Санчо. Странствующій рыцарь, это, я вамъ скажу, такой челов?къ, который можетъ каждый день ожидать императорскаго в?нца иди падокъ; сегодня — несчастн?йшее существо въ мір?, завтра — царь съ тремя или четырьмя царствами, которыя можетъ подарить своему оруженосцу.
— Какъ же это, служа оруженосцемъ у такого великаго господина, вы не им?ете даже графства? спросила хозяйка.
— Н?когда было еще найти его, отв?чалъ Санчо. В?дь мы всего м?сяцъ только странствуемъ, ища приключенія; къ тому же, вы знаете, челов?къ въ частую находитъ совс?мъ не то, что ищетъ. Но чуть только мы съ господиномъ моимъ оправимся, тогда я не пром?няю своихъ надеждъ на богат?йшее пом?стье въ Испаніи.
Лежа на постели, Донъ-Кихотъ внимательно слушалъ этотъ разговоръ, и приподнявшись немного, н?жно взялъ за руку хозяйку и сказалъ ей: «прекрасная и благородная дама! в?рьте мн?, вы можете гордиться т?мъ, что приняли въ вашемъ замк? такого челов?ка, какъ я. Умалчиваю о томъ, кто я именно, зная, что насъ унижаетъ похвала самимъ себ?, но оруженосецъ мой скажетъ вамъ это. Я же добавлю только, что сохраню на в?ки воспоминаніе объ услуг?, оказанной вами мн?. И если бы небу не угодно было,» добавилъ онъ, кинувъ н?жный взглядъ на дочь хозяйки, «наложить уже на меня ц?пи любви, еслибъ оно не сд?лало меня рабомъ очаровательной тиранки, имя которой я шепчу въ настоящую минуту, то прекраснымъ глазамъ этой д?вушки, быть можетъ, суждено было бы лишить меня свободы.»
Слова эти страшно сконфузили хозяйку, дочь ея и Мариторну, не смотра на то, что он? понимали въ нихъ столько же, сколько въ китайской грамот?; правда, он? догадывались, что это любезности, но не привыкши къ подобнымъ комплиментамъ, он? вопросительно поглядывали на себя и смотр?ли на Донъ- Кихота, какъ на какого-то чудо-челов?ка. Поблагодаривъ рыцаря за его любезность, хозяйка съ дочерью удалились, а Мариторна принялась вытирать мазью Санчо, нуждавшагося въ этомъ не меньше своего господина.
Теперь необходимо сказать, что Мариторна об?щала придти въ эту ночь на свиданіе въ погонщику, какъ только въ дом? вс? улягутся спать, и говорятъ, будто это милое созданіе всегда сдерживало подобныя об?щанія, хотя бы дало ихъ въ глубин? дремучаго л?са, безъ всякихъ свид?телей; и это потому, что она считала себя природной дворянкой, низведенной несчастіями и лишеніями до степени трактирной служанки; званіе, которое не могло однако унизить ея происхожденія.
У самаго входа на чердакъ, пропускавшій сквозь крышу свою зв?здный св?тъ, стояла несчастная постель Донъ-Кихота. Почти рядомъ съ нею пом?стился на старой рогожк? Санчо; н?сколько дальше на с?длахъ и попонахъ лежалъ погонщикъ дв?надцати прекрасныхъ муловъ; одинъ изъ богат?йшихъ аревальскихъ погонщиковъ, какъ говоритъ очень хорошо знакомый съ нимъ, и даже, по словамъ н?которыхъ, приходившійся ему н?сколько сродни, авторъ этой исторіи. Сидъ-Ганедъ Бененгели былъ сл?дственно историкъ весьма добросов?стный, если распространяется даже о такихъ пустякахъ;— поучительный прим?ръ для н?которыхъ историковъ, умалчивающихъ порою съ умысломъ, или по незнанію о самомъ существенномъ въ своемъ труд?. Слава же писателямъ подобнымъ автору графа Томиласскаго; какъ точно и отчетливо все изложено имъ.
Погонщикъ, засыпавъ корму муламъ своимъ, возвратился на чердакъ и прилегъ на хомутахъ, въ ожиданіи Мариторны. Весь вымазанный и покрытый пластырями Санчо также прилегъ въ надежд? заснуть, но сильная боль въ бокахъ не давала ему покою. Донъ-Кихотъ, бодрствовавшій по той же причин?, какъ и его оруженосецъ, лежалъ съ глазами, открытыми какъ у зайца.
Глубокая тишина царствовала въ дон?, осв?щаемомъ лишь тусклымъ св?томъ несчастнаго ночника, теплившагося у входа въ корчму. Эта чудесная тишина, д?йствуя на больное воображеніе рыцаря, занятаго постояннымъ представленіемъ того, что вычиталъ онъ въ своихъ книгахъ, — причин? вс?хъ пресл?дующихъ его б?дствій — наполнила голову его самыми сумазбродными мыслями, какія только могутъ родиться въ сумасшедшей голов?. Онъ вообразилъ себя въ великол?пномъ замк?, — это онъ впрочемъ воображалъ въ каждой корчм?, — и что дочь влад?теля замка, очарованная прибывшимъ рыцаремъ, влюбилась въ него, и ночью тайкомъ отъ родителей, р?шилась придти къ нему въ спальню. Въ чаду этой химеры, онъ страшно тревожился ожиданіемъ неминуемой опасности, грозившей его в?рности; т?мъ не мен?е онъ внутренно поклялся не изм?нить своей дам?, хотя бы соблазнять его пришла сама королева Женіевра въ сопровожденіи дуэньи своей Квинтаньоны. Время между т?мъ шло своимъ чередомъ и наступалъ роковой для рыцаря часъ, когда должна была придти Мариторна. Она не изм?нила своему слову, и въ одной рубах?, съ босыми ногами, пробиралась на цыпочкахъ къ своему возлюбленному, почивавшему, какъ уже сказано, въ одной комнат? съ рыцаремъ и его оруженосцемъ. Не усп?ла она войти въ двери, какъ бодрствовавшій Донъ- Кихотъ уже услышалъ шаги ея. Не обращая вниманія на синяки и покрывавшіе ихъ пластыри, онъ c?лъ на постель и простеръ об? руки впередъ, готовясь заключить въ нихъ восхитительную астуріянку. Мариторна, пробираясь ощупью, утаивая дыханіе, къ предмету своей страсти, какъ разъ попала въ объятія Донъ-Кихота, кр?пко сжавшаго ее въ своихъ рукахъ, и силой усадившаго несчастную, не см?вшую пикнуть ни слова, на кровать. Онъ дотронулся до ея рубашки, и не смотря на то, что она была сшита изъ груб?йшаго холста, годнаго на м?шки, рыцарь принялъ эту дерюгу за тончайшее полотно. Какія-то несчастныя стеклянныя украшенія на рукахъ Мариторны показались ему жемчужными браслетами, а волосы ея, н?сколько напоминавшіе конскую гриву — нитями чист?йшаго арабскаго золота, затм?вавшаго своимъ блескомъ св?тъ солнца, наконецъ дыханіе ея, отзывавшееся чеснокомъ, напояло обоняніе Донъ-Кихота какимъ то чуднымъ ароматомъ. Словомъ ему показалось, будто одна изъ т?хъ великол?пныхъ принцессъ, о которыхъ читалъ онъ въ своихъ книгахъ, пришла нав?стить въ ночи раненаго рыцаря, поб?дившаго ея сердце, и ни дыханіе, ни другія достоинства злополучной Мариторны, нагнавшія бы тошноту на всякаго другого, кром? невзыскательнаго погонщика, не могли разс?ять призраковъ, порожденныхъ больнымъ умомъ рыцаря, воображавшаго что онъ сжимаетъ въ объятіяхъ своихъ богиню любви. Въ упоеніи отъ этой химеры, онъ н?жно говорилъ: прелестная дама! я бы душевно желалъ отблагодарить васъ за несказанное блаженство, испытываемое мною при вид? вашей дивной красоты, но судьба, пресл?дующая добрыхъ, кинула меня изнеможеннаго и разбитаго на эту постель, гд? я, при всемъ моемъ желаніи, не могъ бы согласить воли моей съ вашей. Но увы! въ этой невозможности присоединяется еще другая, несравненно большая; клятва, данная мною несравненной Дульцине? Тобозской, единой владычиц? моихъ сокровенн?йшихъ помысловъ. Но, клянусь вамъ, если бы не эти препятствія, я не оказался бы такимъ жалкимъ странствующимъ рыцаремъ, чтобы не воспользоваться т?мъ неоц?неннымъ даромъ, который передаетъ въ мои руки ваша безконечная доброта».
Положеніе Мариторны въ объятіяхъ Донъ-Кихота было невыносимо. Не обращая ни мал?йшаго вниманія на краснор?чіе рыцаря, она, не говоря ни слова, употребляла всевозможныя усилія освободиться
