чудесъ, оказанныхъ вами въ битв? съ этимъ несчастнымъ странствующимъ рыцаремъ, наткнувшимся на насъ н?сколько дней тому назадъ, что такъ скоро посл? этого торжества, на ваши плечи обрушится столько палочныхъ ударовъ.

— Твои то еще должны быть пріучены къ подобнымъ бурямъ, но каково было переносить ее моимъ, привыкшимъ покоиться въ тонкомъ голландскомъ полотн?; имъ долго придется чувствовать эти удары, сказалъ Донъ-Кихотъ. Еслибъ я не думалъ, но что я говорю, еслибъ я не зналъ, нав?рное, что вс? эти несчастія неразлучны съ званіемъ воина, то я бы умеръ зд?сь съ досады и стыда.

— Если подобнаго рода удовольствія составляютъ жатву рыцарей, говорилъ Санчо, то скажите пожалуста, круглый ли годъ она собирается, или только въ изв?стные сроки? потому что посл? двухъ жатвъ, подобныхъ нын?шней, я, правду сказать, сомн?ваюсь, будемъ ли мы въ состояніи собрать третью, если только Богъ не поддержитъ насъ какимъ нибудь чудомъ.

— Санчо! отв?тилъ Донъ-Кихотъ, знай, что если странствующіе рыцари ежедневно могутъ ждать тысячи непріятностей, за то имъ ежедневно представляется возможность сд?латься императорами или королями; и еслибъ меня не мучила боль, я разсказалъ бы теб? исторіи многихъ рыцарей, достигшихъ трона мужествомъ своихъ рукъ. И что-жъ? эти самые рыцари никогда не были укрыты отъ ударовъ судьбы, и н?которые изъ нихъ испытали страшныя несчастія. Такъ, великій Амадисъ Гальскій увид?лъ себя, подъ конецъ своей жизни, во власти величайшаго врага своего, волшебника Аркалая, который, привязавъ его къ столбу на двор? своего замка, отсчиталъ ему собственноручно дв?сти ударовъ ремнями возжей своего коня. Мы знаемъ, благодаря одному малоизв?стному, но стоющему дов?рія автору, что рыцарь ?ебъ, изм?ннически захваченный въ волчьей ям?, въ которую онъ неосторожно ступилъ на двор? одного замка, былъ брошенъ въ мрачное подземелье, — связанный по рукамъ и по ногамъ, — гд? его угостили такимъ кушаньемъ изъ сн?гу и песку, что онъ еле-еле не умеръ, и безъ помощи одного великаго волшебника, явившагося въ эту минуту спасти своего друга, одинъ Богъ знаетъ, что сталось бы съ несчастнымъ рыцаремъ. Посл? этого, Санчо, мы можемъ кажется пройти чрезъ вс? т? испытанія, которымъ подверглись эти благородные люди. Они переносили худшія невзгоды, ч?мъ выпавшія теперь на нашу долю. Къ тому же, ты долженъ знать, что раны, нанесенныя первымъ попавшимся подъ руку оружіемъ, ни мало не позорятъ раненыхъ; это ясно сказано въ стать? о дракахъ: «если башмачникъ», написано тамъ, «ударитъ другаго колодкой, то хотя эта колодка и сд?лана изъ дерева, т?мъ не мен?е нельзя сказать, чтобы битый башмачникъ былъ д?йствительно битъ». Поэтому, Санчо, не думай, чтобы нанесенные намъ побои безчестятъ насъ; нисколько: противники наши были вооружены простыми дубинами, безъ которыхъ они не д?лаютъ ни шагу; и ни одинъ изъ нихъ не им?лъ при себ?, сколько я помню, ни меча, ни кинжала.

— Право мн? некогда было разсматривать этого, сказалъ Санчо, потому что не усп?лъ я обнажить моей тизоны [6], какъ уже они своими дубинами задали мн? такую трепку, что я потерялъ въ одно время ноги и глаза, и какъ снопъ повалился на это м?сто, съ котораго до сихъ поръ не могу подняться. И вовсе мн? теперь не до того, обезчестили меня эти удары или н?тъ, а то, что они заставляютъ меня чувствовать страшную боль, которую я не могу вырвать ни изъ памяти, ни изъ плечъ моихъ.

— Санчо! сказалъ рыцарь; н?тъ такой боли, н?тъ такого горя, которыхъ не ослабило бы время и не изц?лила смерть.

— Спасибо за ут?шеніе! отв?тилъ оруженосецъ. Хот?лъ бы и знать, что же по вашему мн?нію можно придумать хуже той боли, которую облегчить можетъ только время, а изц?лить смерть? Благо еще, еслибъ раны наши были изъ т?хъ, которыя излечиваются двумя кусочками пластыря; но я сомн?ваюсь, въ состояніи ли теперь поставить насъ на ноги мази ц?лаго лазарета.

— Санчо! перестань переливать изъ пустаго въ порожнее и мужественно взгляни въ лицо судьб?. Посмотримъ-ка, сказалъ Донъ-Кихотъ, какъ чувствуетъ себя Россинантъ, котораго, кажется, тоже не обид?ли въ этой ужасной свалк?.

— А съ какой радости ему составлять исключеніе? Разв? онъ не такой же странствующій рыцарь, какъ другіе, отв?тилъ Санчо. Меня удивляетъ только, какъ мой оселъ остался здравъ и невредимъ, посл? того какъ у насъ не пощадили ни одного ребра.

— Санчо! судьба въ величайшихъ б?дствіяхъ держитъ всегда одну дверь открытою, для выхода изъ нихъ; и теперь, лишивъ насъ помощи Россинанта, она сохранила намъ осла, который довезетъ меня до какого нибудь замка, гд? можно будетъ перевязать мои раны. Что я по?ду на осл?, это ничего не значитъ; помнится мн?, я гд?-то читалъ, что старецъ Силенъ, пріемный отецъ Бахуса, въ?зжалъ верхомъ на прекрасномъ осл? въ стовратый городъ.

— Хорошо, отв?тилъ Санчо, еслибъ вы могли также держаться на осл?, какъ этотъ старецъ; но в?дь есть разница между челов?вомъ, сидящимъ верхомъ и лежащимъ, какъ куль муки, а вамъ, кажись, въ иномъ положеніи, трудно будетъ путешествовать.

— Санчо! раны, полученныя въ битв? могутъ возвышать, но никакъ не безславить насъ. Впрочемъ, довольно объ этомъ, сказалъ рыцарь. Не противор?чь мн?, а попробуй встать и пом?сти меня, какъ найдешь удобн?е, на твоемъ осп?; посл? чего отправимся въ путь, чтобы ночь не застала насъ въ этой пустын?.

— Мн? помнится, будто вы говорили, что странствующіе рыцари находятъ особенное наслажденіе ночевать въ пустыняхъ, подъ открытымъ небомъ, сказалъ Санчо.

— Да! они ночуютъ такъ, когда страдаютъ отъ любви, или не могутъ ночевать иначе, отв?тилъ Донъ- Кихотъ; и были рыцари, проживавшіе по ц?лымъ годамъ на какой нибудь скал?, подверженные вс?мъ суровостямъ жара и стужи, бурь и непогодъ; и при томъ такъ, что дамы ихъ вовсе не знали объ этомъ. Однимъ изъ подобныхъ рыцарей былъ Амадисъ. Назвавшись мрачнымъ красавцемъ, онъ удалился на безлюдный утесъ, и тамъ провелъ восемь м?сяцевъ, или чуть ли даже не восемь л?тъ, не помню хорошо; но сколько бы ни было, довольно того, что онъ прожилъ на этомъ утес? довольно долгое время всл?дствіе какого то пустячнаго неудовольствія, изъявленнаго ему его дамой. Но посп?шимъ, Санчо, и не станемъ ожидать какого нибудь новаго приключенія съ осломъ и Россинантонъ.

Санчо, испустивъ тридцать вздоховъ, проговоривъ шестьдесятъ разъ ай и ой и проклявъ сто двадцать разъ виновниковъ испытываемыхъ имъ удовольствій, поднялся наконецъ на ноги, но поднявшись почувствовалъ себя не въ силахъ расправить туловище и оставался согнутымъ какъ дуга. Въ этой оригинальной поз?, ему предстояло поймать и ос?длать своего осла, постаравшагося воспользоваться дарованной ему свободой. Зат?мъ оруженосецъ нашъ поднялъ Россинанта, который в?роятно не уступилъ бы въ жалобахъ господину и слуг?, еслибъ обладалъ способностью говорить. Наконецъ, уложивъ своего господина на осла, привязавъ сзади Россинанта, и взявъ осла за узду, онъ направился въ ту сторону, гд? по его мн?нію, должна была пролегать большая дорога.

Посл? путешествія, продолжавшагося не бол?е часа, судьба, бол?е и бол?е благопріятствовавшая нашимъ искателямъ приключеній, открыла предъ ними корчму, которую Донъ-Кихотъ не преминулъ принять за замокъ. Оруженосецъ утверждалъ, что это корчма, а рыцарь ув?рялъ, что это замокъ; и такъ, не переуб?дивъ одинъ другаго, достигли они наконецъ воротъ спорнаго зданія, въ которыя Санчо ввелъ свой караванъ, не справляясь о томъ, куда попалъ онъ, въ корчму или замокъ?

Хозяинъ корчмы, видя челов?ка, лежащаго поперекъ осла, полюбопытствовалъ узнать: что съ нимъ? Санчо отв?чалъ, что скатившись съ высокой скалы, господинъ его немного помялъ себ? бока. Хозяйка, женщина сострадательная и легко проникавшаяся чужимъ горемъ, — въ противность женщинамъ своего званія, — вм?ст? съ дочерью, мимоходомъ сказать, очень миленькой д?вушкой, перевязали раны нашего героя. Въ этой же корчм? прислуживала еще астурійская д?вка, широколицая, курносая, низкая ростомъ, съ толстыми плечами, до такой степени тяготившими ея спину, что ей трудно было гляд?ть иначе какъ внизъ, и къ довершенію красоты въ однимъ косымъ, а другимъ больнымъ глазомъ. Это то милое созданіе явилось на подмогу дочери хозяина, и об? он? совокупными силами устроили Донъ-Кихоту постель на чердак?, служившемъ, какъ по всему зам?тно было, съ давнихъ поръ с?новаломъ. Тамъ же ночевалъ одинъ погонщикъ муловъ, устроившій себ? постель изъ с?делъ и попонъ, которая была однако во сто разъ удобн?е Донъ- Кихотовской, состоявшей изъ четырехъ шероховатыхъ досокъ, державшихся на двухъ неравныхъ ногахъ,