продолжать бой с Богом.

По-прежнему не разжимая век, не видя окружающего, он кричал язвительные и обидные речи небу. Он кричал о полном своём разочаровании и о том, что существуют другие боги и религии. Да, другой бог не допустил бы того, чтобы человек с такими ясными глазами, как Иешуа, великий и добрый, в позоре был сжигаем солнцем на столбе.

– Я ошибался, – кричал охрипший Левий Матвей, – ты Бог зла, только Бог зла мог допустить такой позор! О, чистые, как небо Галилеи, глаза! Неужто ты не разглядел их? Или твои глаза закрыл дым из курильниц храма, а уши твои перестали что-либо слышать кроме трубных звуков священников? Ты Бог глухой, слепой, не всемогущий. Бог зла, ты чёрный Бог! Проклинаю тебя! Бог разбойников, их покровитель и душа! Проклинаю!

Тут что-то дунуло в лицо бывшему сборщику и зашелестело под ногами. Дунуло ещё раз, и тогда Левий, открыв глаза, увидел, что всё в мире, под влиянием ли его проклятий или в силу других причин, изменилось. Солнце исчезло; не дойдя до моря, в котором тонуло каждый вечер. По небу с запада поднималась грозно и неуклонно, стерев солнце, грозовая туча. Края её уже вскипали белой пеной, чёрное дымное брюхо отсвечивало жёлтым. Туча рычала, огненные нити вываливались из неё. По дороге, ведшей к Ершалаиму, гонимые внезапно поднявшимся ветром летели, вертясь, пыльные столбы.

Левий умолк, стараясь сообразить, принесёт ли гроза, которая сейчас накроет Ершалаим, какое- либо изменение в судьбе несчастного Иешуа. И тут же, глядя на нити огня, чертившие под тучей, решил просить у Бога, чтобы молния ударила в столб Иешуа. В испуге и отчаянии глянул на небо, в котором стервятники ложились на крыло, чтобы уходить от грозы, в испуге подумал, что поспешил с проклятиями и заклинаниями, и Бог не послушает его.

Повернулся к дороге, ведущей на холм, и, забыв про тучу и молнию, приковался взором к тому месту, где стоял эскадрон. Да, там были изменения. Левий сверху отчётливо видел, как солдаты суетились, выдёргивая пики из земли, как набрасывали на себя плащи, как коноводы, бежа рысцой, вели к дороге лошадей.

Эскадрон снимался, это было ясно. Левий моргал напряжёнными глазами, защищаясь от пыли рукой, старался сообразить, что может значить то, что кавалерия собирается уходить?

Он перевёл взгляд повыше и разглядел издали маленькую фигурку в багряной военной хламиде, поднимающуюся к площадке казни. И тут от предчувствия конца похолодело сердце бывшего сборщика. Забыв, что он только что совершил непростительный грех, проклиная создателя вселенной, он мысленно вскричал: «Боже, дай ему конец!», но и тут не забыл про свою таблицу. Он присел на корточки, осыпаемый пылью, достал из-под камня таблицу, стал чертить слова.

Поднимающийся на гору в четвёртом часу страданий разбойников был командир когорты, прискакавший с солдатом, у которого на поводу была лошадь без всадника».

На третьем кресте шевеления не было. – В следующей редакции: «Счастливее других был Иешуа. В первый же час его стали поражать обмороки, а затем он впал в забытьё, повесив голову в размотавшейся чалме».

Что снилось Босому. – Эта глава имела несколько названий: «Разговор по душам», «Необыкновенные приключения Босого», «Московские ночи». В последней редакции – «Сон Никанора Ивановича».

Сдавайте валюту! – Некоторые исследователи полагают, что у описанной Булгаковым сцены вымогательства валюты был «литературный прототип». Так, Г. Лескис в комментарии к этой главе (М. А. Булгаков. Собр. соч., т. 5, с. 652) пишет: «… у этой неправдоподобной сцены был литературный прототип – книга немецкого писателя-антифашиста Л. Фейхтвангера «Москва. 1937»… В этой книге описывался инсценированный Сталиным судебный процесс над Радеком, Пятаковым и др. … Фейхтвангер пытался уверить весь мир, будто обвиняемые… действительно совершали те преступления, в которых их обвиняли, а всё это «походило больше на дискуссию, которую ведут в тоне беседы образованные люди…». Но следует заметить, что Булгаков, отрицательно относившийся к данному произведению Л. Фейхтвангера, главу «Что снилось Босому» написал в 1933-1935 годах! Как раз в это время заканчивалась вторая волна по насильственному изъятию валюты у населения. Кстати, Булгаков по этому поводу (противозаконному, естественно) особых печальных чувств не испытывал.

…Сергея Герардовича… – Сначала в тексте было «Сергея Бухарыча», а затем Булгаков исправил на Герардовича, но не везде.

И опять наступил антракт, ознаменов… – В этом месте вырван лист с текстом.

– Пречистенка, 2-й Лимонный… – Лимонный переулок выдуман писателем. По-видимому, подразумевался Померанцев пер., соединявший Пречистенку с Остоженкой. Померанец – горький апельсин, дерево из группы цитрусовых. Переулок был переименован в 1922 году из Троицкого в Померанцев в честь одного из участников Октябрьских боёв в Москве – А. А. Померанцева. Возможно, Булгаков, игнорировавший переименования улиц, в данном случае обыгрывает это новое наименование.

История костюма и прочее. – Другие названия главы: «Странный день», «Безумный день».

Блистающая красотой женщина… – В следующей редакции: «… красавица Сусанна Ричардовна Брокар». В последней редакции – «Анна Ричардовна».

– Ты награждён. Благодари, благодари бродившего по песку Ешуа… – В следующей полной рукописной редакции Булгаков вновь переписывает конец романа.

«Человек кинулся по лунной ленте и исчез в ней вместе с верным и единственным спутником Бангой.

– Он пошёл на соединение с ним, – сказал Воланд, – и, полагаю, найдёт наконец покой. Идите же и вы к нему! Вот дорога, скачите по ней вдвоём, с вашей верной подругой, и к утру воскресенья вы, романтический мастер, вы будете на своём месте. Там вы найдёте дом, увитый плющом, сады в цвету и тихую реку.

Днём вы будете сидеть над своими ретортами и колбами, и, может, вам удастся создать гомункула.

А ночью при свечах вы будете слушать, как играют квартеты кавалеры. Там вы найдёте покой! Прощайте! Я рад!

С последними словами Воланда Ершалаим ушёл в бездну, а вслед за ним в ту же чёрную бездну кинулся Воланд, а за ним его свита.

Остался только мастер и подруга его на освещённом луною каменистом пике и один чёрный конь».