половодье река.
— Надо подумать и о том, где причалить, — молвил Блоха. — Поспрошаем добрых людей о работе, чтобы ни легко, ни тяжело, а в самую пору пришлась.
Однако сколько они ни спрашивали, а такой работы как раз и не находилось. Требовались бурлаки, но Блоха решительно отказался надевать лямку.
— Четыре путины прошагал от Рыбной слободы вплоть до Нового Усолья. Хватит с меня этой мокрой работы.
Андрей решил не отставать от товарища.
Солнце уже начало клониться на закат. Пора было подумать об ужине и о ночлеге. Базар стал расходиться. Приятели пошли на берег. Полюбовались на суда, стоявшие на реке: на широкогрудые беляны, на огромные баржи-«сороковуши», на длинные ладьи. Над некоторыми трепыхались на мачтах флаги и белые крылья парусов. Тут и там сновали легкие и быстрые косные лодки.
У бурлака, сидевшего на берегу и беспечно курившего трубку, друзья спросили, не знает ли он где- нибудь поблизости избу для ночлега. Бурлак хитровато прищурил глаз и ответил:
— Есть такой дом и не так чтобы далеко. Вон за тем мысочком. Спросите там кривого Мартына. Его знают.
Идти пришлось довольно долго. Дом кривого Мартына оказался не очень казистым, нижний этаж его врос в землю. Дверь в этот полуподвал была открыта, и из помещения доносились оживленные голоса.
— Тут, видно, жильцов-то и без нас хватает, — сказал Блоха и вошел в комнату.
— Мир на стану! Будьте здоровы, добрые люди!
Из полумрака кто-то ответил:
— Здорово, коли сам добрый.
— Где хозяин?
Как из-под земли выросла хмурая фигура самого Мартына с одним глазом, серьгой в ухе, с головой, повязанной грязной тряпкой.
— Что нужно?
— Пусти переночевать.
В подвале послышался смех.
— Будет вам ночлег такой, что и не проснетесь.
— Цыц, вы! — сказал хозяин. — Как ты, Иван, полагаешь, пускать или не пускать?
На свет вышел мужчина лет тридцати, с смуглым злым лицом. Он ощупал приятелей недружелюбным взглядом черных, как угли, глаз.
— Кто такие?
— Сплавщики с каравана.
— Что ж не на барках ночуете?
— Ушли с барки.
— А не подосланы вы от управы благочиния?
Андрей вспыхнул:
— Кто вы, чтобы нам допрос чинить?
— Сейчас узнаешь. Связать их!
Несколько человек бросились к друзьям. Началась свалка. Андрей отшвырнул напавших на него, как щенят, и поспешил на выручку к Блохе, но тут же почувствовал удар чем-то тяжелым в ухо и, застонав от боли, повалился. Обоим скрутили руки за спиной. Черноглазый, по-видимому, главарь шайки, злобно усмехнулся.
— Узнал теперь, рачий глаз, с кем дело имеешь? Надо с ними кончать, Мартын.
Блоха закричал:
— Что вы! Сдурели? Мы ведь люди черного звания… От злого начальства спасаемся.
Тут один из сидевших за столом и не принимавший никакого участия в схватке поднялся и живо спросил:
— Блоха?
— Он самый.
— А я Чебак. Вот где встретились.
— Ты что, знаешь его? — спросил черноглазый.
— Да как же! Сколько вместе зимогорили да в остроге вшей кормили. Дружба наша старинная.
— Поглядим. Развяжите их, — распорядился атаман. — А вы рассказывайте про себя все по порядку да не врите.
Приятели начали исповедываться, почему и как они попали в столь тяжкие обстоятельства. Жизнь обоих вызвала общее сочувствие.
— С этого бы и начали, дурни, — сказал атаман.
— Прими их, Иван, в свою команду, — упрашивал Чебак. — Ребята добрые.
— Принять, пожалуй, можно, только с уговором: все пополам и друг за друга стоять неотступно. За трусость, за измену — смерть. Мы — вольные люди и меж собой названные братья.
Через пару часов оба приятеля в компании вольных людей под предводительством атамана Ивана Прибытова плыли на косной лодке к Пьяному бору.
Кровавое сияние зари, догорая, плескалось на волнах.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Как по утренней заре вдоль по Каме, по реке,
Вдоль по Каме, по реке легка лодочка плывет,
А в лодочке гребцов ровно двести молодцов.
Недалеко от Пьяного бора, между гор, в лощине, затененной пихтачом, вольные люди устроили привал. Место было дикое, потайное, полянка в лесу небольшая, даже трава здесь плохо росла. Меж кустов тальника светилась Кама. Откуда-то из болотной мочежины доносился сладковатый запах багульника.
На полянке догорал костер, и угли в нем постепенно розовели, покрываясь седым пеплом. Андрей сидел и задумчиво глядел то на погасающий костер, то на лица своих новых товарищей.
Кто они, эти люди? У каждого какая-то своя ломаная судьба. На ковре, растянувшись во весь рост, спит атаман Иван Прибытов. У него тяжелое грубое лицо с вывороченными ноздрями. Во сне приоткрыл рот и оскалил зубы, как будто злобно смеется. Не понравился Андрею этот человек с первой встречи. Узнал он о нем только то, что раньше Иван работал на Егошихинском заводе, что атаманит он всего второй год, но уже за поимку его кунгурский воевода обещал пятьдесят червонцев, что сами разбойники побаиваются и не любят его.
Вокруг костра сидят другие члены шайки. Все они называют друг друга не именами, а кличками. Андрею дали прозвище Рыжанко. Вон Косая Пешня — рябой, узколицый мужик, молчаливый и угрюмый; рядом с ним покуривает трубку молодой паренек из Сайгатки, по прозвищу Кулик, так его прозвали за длинные ноги. Глаза у Кулика юношески чистые, но ранние морщины, прорезавшие лицо, говорят о тяжелом пережитом. В стороне с азартом играют в карты Юла, Шкворень, Заячья Губа и Чиж. Все это парни лет двадцати пяти, в самом цвете сил, здоровые, крепкие люди. Все они бежали с рудников и заводов, и теперь вынужденное бездействие тяготит их.
— Скоро ли уж вылезем из этой мурьи? — со вздохом говорит Чиж, чернявый бойкий малый.
— Послушаем, что соглядатаи принесут, — отвечает Шкворень, коренастый большеголовый детина, — Крой, Юла!
Блоха, Чебак и еще трое уехали на разведку в Елабугу. С чем они воротятся — неизвестно, а, может быть, и совсем не вернутся. Андрей просил отпустить его вместе с другом, но атаман приказал остаться.