прибыли в город.
Потрясенные сообщением, члены Горной канцелярии безмолвствовали.
В Шайтанке все население вышло на улицу встречать народное войско. С церковной колокольни раздавался пасхальный трезвон.
На изогнутой по увалу Проезжей улице показались верховые с пиками, с ружьями. Впереди на малорослой казачьей лошадке ехал старик с седой клинообразной бородой, с колючими темными глазами. На нем была добрая казачья справа — овчинный полушубок, черная баранья шапка с алым верхом и сабля сбоку.
Народ стоял по обе стороны улицы. Слышались крики:
— Ура, казаки! Слава государю Петру Федоровичу!
— Нешто это только казаки, — сказал кто-то, — вон за атаманом-то едет сылвенский молотовой мастер Данилов, а поодаль Тимошка Щука из Нижних Серег… Глядите, глядите, вон наш Илюха Чеканов… Илюшка!
— Как хоть звать-то атамана, Илья?
— Иван Наумович Белобородов, — степенно ответил Илюшка и гордо поглядел на земляков.
— Вишь ты, как есть атаман Золотой, наш Илюшка. Его отводочка.
— Ну и сила валит! — с восторгом говорили шайтанцы, увидав, как за конницей провезли пушки с ядрами, а дальше потянулось множество пеших заводских людей и крестьян, вооруженных чем попало.
Возле заводской конторы столетний дед, завезенный на Каменный Пояс еще Акинфием Демидовым, под гул одобрения всей толпы поднес атаману хлеб-соль на большом медном блюде, накрытом полотенцем.
Белобородов слез с коня, принял хлеб-соль и, сняв шапку, сказал громким голосом:
— Здрав будь, народ крещеный! Государь-батюшка награждает вас древним крестом и молитвою, вольностью и свободою… Живите благополучно.
— Ура! — прокатилось по площади.
— Читай, Дементий, — обратился Белобородов к разбитному белобрысому парню, стоявшему рядом с манифестом в руках.
Тот читал, и каждое слово падало в сердце мастеровых, как призыв к отмщению за казненных отцов и братьев.
«Повелеваем сим нашим именным указом: кои прежде были дворяне в своих поместьях и вотчинах, оных противников нашей власти и разорителей крестьян ловить, казнить и вешать и поступать равным образом так, как они чинили с вами, крестьянами, по истреблении которых противников и злодеев дворян, всякий может восчувствовать тишину и спокойную жизнь, коя до века продолжаться будет».
— Правильные слова!
— Привел бог дожить до светлого дня.
— Дворян, что волков, до последнего убивать надо.
Белобородов махнул рукой, и все стихло.
— А теперь, ребятушки, надо нам подумать, как волю удержать. В Екатеринбурге не дремлют, и мы должны к отпору подготовиться. Кто желает постоять за правое дело, вооружайся и становись в колонну.
— Мы все готовые, — крикнул Григорий Рюков, подходя к атаману.
И тот, глядя на его горевшее удалью лицо, молвил весело:
— Таких казаков нам и надо.
— Мы все такие, — отвечал Степан Карпов, родной брат казненного Василия Карпова, и тоже пошел к атаману. — Пиши!
Следом за ним двинулись густой толпой остальные шайтанцы, и старые и молодые.
— Погляди, Дементий, сколь дружный народ, — сказал Белобородов. — Учини запись и тех, кои помогутнее, отбери в завтрашний поход.
Так снова бесстрашно поднялись шайтанцы на самый большой мятеж — на войну народную.
