Знаешь, почему?
Тим, пожалуй, знал. Широкий Питер и Копуша Эрни были хорошие, добрые ребята, но не самые храбрые из всех, кто когда-либо брался за топор. Обычно они не заходили в лес намного глубже этих мест.
- Они ждали, пока страхозуб уйдет, так я смекаю.
- Мудрое дитя, -одобрительно сказал Сборщик податей. - Верно смекает. А как ты полагаешь, каково было твоему отчиму знать, что этот древесный червяк может в любое время сняться с места, и тогда эти двое вернутся? Вернутся и обнаружат следы его преступления, если только он не наберется духу и не оттащит тело поглубже в лес?
Новое чувство еще сильнее застучало в сердце Тима. И он был этому рад. Все лучше, чем беспомощный ужас, который он ощущал при мысли о матери.
- Надеюсь, что ему плохо. Надеюсь, что он потерял сон.
И затем, внезапно осененный:
- Вот почему он снова начал пить.
- В самом деле мудрое дитя, мудрое не по… Ага! Вот он где.
Сборщик податей повернулся к Тиму, который уже отвязывал Битси, готовясь на нее усесться. Он приблизился к мальчику, пряча что-то под плащом.
- Он, наверное, сделал это под влиянием минуты, а потом впал в панику. Иначе почему бы он состряпал такую дурацкую историю? Другие лесорубы в ней сомневаются, уж будь уверен. Он разложил костер и наклонился к огню так близко, как только посмел, и сидел так столько, сколько вытерпел, чтобы опалить себе одежду и кожу. Я это знаю, потому что я разжигал костер на его кострище. Но сначала он забросил
Он извлек из-под плаща топор Большого Росса. Блеснула свежезаточенная кромка. Тим, уже сидевший на Битси, поднес топор к губам и поцеловал холодную сталь. Потом он засунул топорище за пояс, лезвием от себя, как учил его когда-то давным-давно Большой Росс.
- Я вижу у тебя на шее родитовый дублет. Это отцовский?
Сидя верхом, Тим был почти одного роста со Сборщиком.
- Нашел сундуке этого ублюдка-убийцы.
- У тебя его монета; теперь у тебя есть еще и его топор. Интересно, во что ты его вонзишь, если ка даст тебе такую возможность?
- В его голову. -Новое чувство - чистая ярость - вырвалось из его сердца, как птица с пылающими крыльями. - Сзади или спереди - это мне без разницы.
- Достойный ответ! Люблю людей с готовым планом. Езжай со всеми богами, каких знаешь, и с Человеком-Иисусом впридачу.
И, накрутив мальчика до предела, он занялся своим костром.
- Я, возможно, пробуду в Железном лесу еще одну-две ночи. Интересные дела творятся в Листве на эту Широкую Землю. Держи курс на зеленую сайю, мой мальчик! Она сияет -такие дела!
Тим не ответил, но Сборщик был уверен, что мальчик услышал его.
Так всегда бывает, если их накрутить до предела.
Вдова Смак, наверное, смотрела в окно, потому что не успел Тим подвести стершую копыта Битси к крыльцу (несмотря на нарастающие беспокойство, последние полмили он прошел пешком, чтобы мулице было полегче), как она выбежала ему навстречу.
- Слава богам, слава богам! Твоя мать уже на три четверти уверилась, что тебя нет в живых. Идем в дом! Скорее. Дай ей услышать твой голос и ощупать тебя.
До Тима не сразу дошло в полной мере значение этих слов. Он привязал Битси рядом с Лучиком и торопливо поднялся по ступеням.
- Как вы догадались прийти к ней, сай?
Вдова повернулась к нему лицом (хотя лица-то и не было видно за вуалью).
- Ты уж не головой ли повредился, Тимоти? Ты проскакал мимо моего дома, подгоняя мулицу изо всех сил. Я не могла понять, куда это ты направился так поздно, да еще и в сторону леса, вот и пришла узнать у твоей матери. Но идем же, идем! И постарайся говорить веселым тоном, если ты ее любишь.
Вдова провела его через гостиную, где тускло горели две керосиновые лампы. В комнате его матери на тумбочке у кровати стояла еще одна, и в ее свете он увидел Нелл, лежащую в постели. Лицо ее было наполовину закрыто бинтами; еще один бинт, пропитанный кровью, обвивал ее шею, как воротник.
При звуке его шагов она села в кровати с безумным выражением на лице.
- Если это Келлс -не подходи! Ты и так уже натворил дел!
- Это я, Тим, мама.
Она повернулась к нему и распахнула объятия.
- Тим! Иди ко мне, иди!
Он встал на колени у кровати, покрыл поцелуями свободную от бинтов половину ее лица, обливаясь слезами. Она была все в той же ночной рубашке, но ее воротник и перед задубели от засохшей крови. Тим видел, как отчим со страшной силой обрушил на нее глиняный кувшин, а потом принялся обрабатывать ее кулаками. Сколько ударов он видел? Тим не знал. А сколько еще ударов досталось его несчастной матери после того, как видение в серебряной чаше растворилось? Достаточно, чтобы он понял, что ей повезло вообще остаться в живых, но от одного из этих ударов - скорей всего, удара кувшином - она ослепла.
- Удар вызвал сотрясение, - сказала вдова, которая сидела в кресле-качалке в спальне Нелл. Тим сидел на кровати и держал маму за левую руку. Два пальца на правой были сломаны. Вдова, на долю которой выпало немало работы с момента ее такого своевременного визита, наложила на них шины из лучин и лоскутов, которые срезала с одной из ночных рубашек Нелл.
- Я уже видела такое раньше. В мозгу образовался отек. Возможно, когда он спадет, ее зрение вернется.
- Возможно, - уныло проговорил Тим.
- Захочет Бог - будет и вода, Тимоти.
'Наша вода уже отравлена, - подумал Тим, - и ни один из богов тут ни при чем.' Он уж было открыл рот, чтобы сказать это, но вдова покачала головой.
- Она заснула. Я дала ей травяной настой, не очень крепкий - побоялась после всех этих ударов по голове - но хватило и такого. Могло и не хватить.
Тим наклонился и посмотрел маме в лицо: такое бледное, с брызгами крови, все еще подсыхающими на коже там, куда не достали бинты вдовы. Потом перевел взгляд на учительницу.
- Она же проснется, так ведь?
- Захочет Бог - будет и вода, - повторила та. За вуалью ее призрачные губы слегка приподнялись в неком подобии улыбки. - А в этом случае, я думаю, вода будет. Твоя мама сильная.
- Можно с вами поговорить, сай? Мне нужно с кем-то поговорить, иначе взорвусь.
- Конечно. Давай выйдем на крыльцо. Я останусь сегодня у вас, если ты не против. Не против? Если нет, то, пожалуйста, отведи Лучика в стойло.
- Нет, конечно, - ответил Тим и от облегчения даже улыбнулся, - и я говорю вам 'спасибо'.
Стало еще теплее. Сидя в кресле-качалке, которое было любимым местом Большого Росса в летние вечера, вдова сказала:
- Кажется, ледовей не за горами. Назови меня чокнутой - не ты первый, не ты последний - но такое у меня предчувствие.
- А что это, сай?
- Не бери в голову. Ерунда это, скорее всего… если, конечно, ты не увидишь, как Сэр Трокен танцует при свете звезд, или поднимает мордочку и смотрит на север. В этих краях ледовея не было с тех пор, как я была малюткой, а было это давным-давным-давно. У нас же есть еще, о чем поговорить. Тревожит ли тебя только то, что это чудовище сделало с твоей мамой, или же у тебя что-то еще на душе?
Тим вздохнул, не зная, с чего начать.
- Я вижу, у тебя на шее монета, которую, кажется, я видела раньше на шее твоего отца.
