– Ну, может раз-другой ногой подергает.

Стена леса приблизилась, мы ехали от деревьев как можно дальше, чуть придержали коней, чтобы за нашими спинами не напали на отряд. Хоть там еще десяток бойцов, но мы с воеводой стоим любого десятка…

Мысли вернулись к этому горному великану, которого, как я понял, ну никак не обойти. Воевода прав, у каждого есть своя ахиллесова пята. У героев она обычно внутри головы, у которого в характере, образовании, амбициях, только у прямодушного Ахилла она была там, где должна быть. Его ж тогда только ранили, но он, вместо того чтобы вернуться на свой мирмидонячий корабль или хотя бы перевязать рану в полевых условиях, сражался еще целый день, медленно истекая кровью. И только к вечеру, как рассказывает Гомер, вдруг побледнел, зашатался и рухнул без памяти.

С другой стороны, если я раню горного великана в колени, то придется побегать от него, пока не истечет кровью.

– Хрен он побегает, – сказал я вслух. – Перебитые колени – это не заноза в пятке! Ползком не догонит… Правда, неловко будет смотреть, как он ползает… А если добить, то он, не оценив милосердия, так добьет…

Впереди между деревьями проглядывал густой орешник. Воевода насторожился, одним ухом слушал меня, другим ловил звуки из приблизившегося леса. Наши кони шли рядышком, но уши настобурчили, тоже вслушивались. Мой вороной фыркнул, призывно ржанул, призывая невидимых за зеленой стеной кобыл.

Через пару мгновений ветви раздвинулись, на дорогу с воплями выбежала серая оборванная толпа в лохмотьях, но с дубинами, кольями, рогатинами и даже топорами. Воевода с облегчением перевел дух:

– Фу, от сердца отлегло…

Я вытащил меч, мы ехали все тем же шагом. Я осведомился с угрюмостью в голосе:

– По какому празднику радость?

– Да уже сутки едем, – сообщил воевода, – а ни одного нападения.

– Соскучился по трудным звукам битв и звону мечей?

– Да нет… Если в лесу звери или разбойники, то явно нет Большого Чудища.

Мы встретили их натиск… как надо. Передние трое пали с разрубленными головами. Двоих срубил я, одного воевода, потом пали уже четыре, два с моей стороны, два с его, зеленая поляна окрасилась алым, струйки выбрызгивались из пораженных моим мечом, а из разрубленных топором текли широкие красные реки.

Разбойников осталось семеро, мы срубили еще четверых, сами без царапин, а последние трое с топорами тупо и бесцельно перли все так же, как в первом думе или даже вольфе, их AI с того времени не улучшился. От каждого удара моего меча или топора воеводы их зеленые полоски жизни превращались в желтые, второй удар оставлял только тлеющий багровый кончик, а третий повергал наземь с горестным воплем.

Запыхавшись всего чуть-чуть, мы некоторое время постояли на месте, чувствуя, как сила и жизнь возвращаются в наши тела. Затем, спрятав оружие, мы побрели дальше, а когда я оглянулся, на месте схватки белели только скелеты с красиво торчащими из земли кольями, топорами и рогати­нами.

На моих глазах они рассыпались, а белая мука растворилась в зеленой траве. Целесообразно, мелькнула мысль. Если учесть, сколько здесь побивается разбойников, троллей, орков, горгон и прочей нечисти, то нам пришлось бы перебираться через горные хребты скелетов.

Воевода искоса посматривал на мое непривычно задумчивое для героя лицо:

– Что-то случилось?

– Да все в порядке, – ответил я. – Я подумал, что сколько ни расхваливают AI наших противников, но всякий раз… Хотя, если честно, я не так уж и опечален таким обманом. Ну и пусть тупые! Зато быстрее доберемся до конца.

До самой опушки ехали молча. Там воевода сказал загадочно, словно ни к кому не обращаясь:

– Ты либо слишком много воевал… либо… нет, не берусь судить.

Принцесса со своей свитой смотрела на нас с вершины холма. Они выглядели красиво: прекрасная и благородная в окружении хорошеньких, но ни в коем случае не прекрасных служанок, смотрит милостиво на двух забрызганных кровью врагов воинов, старого и молодого.

И хотя холм невысок, но здесь не королевство, а она еще не королева.

Воевода тяжело дышал, по лбу бежали крупные капли пота. Хотя он и лез на разбойников впереди меня, но сражался умело, с привычной профессиональной осторожностью, когда, нанося разящий удар, не забывают и о защите, и на нем, кроме выщербленной пластины на плече, не осталось других следов схватки.

Принцесса надменно наморщила носик:

– Вицелла!.. Килелла!.. Принесите плащ принца Махнольда.

Я смотрел тупо, когда служанки подали ей роскошный до нелепости плащ, красный, как дурак, с побрякушками, как на тунгусском шамане или на Майкле Джексоне, с песцовой подбивкой по краю.

– Вот, – сказала она, обращаясь ко мне, – жалуем тебя за твое служение.

Мои челюсти стиснулись, в груди перекатывался гром, я слышал, как он рычит и рвется наружу, плечи уже поднялись, собираясь выпустить раздраженный рев:

– Почему мне? Воевода дрался больше. Он заметил их первым, первым принял удар!