коня вперед, но мужская солидарность пересилила, я слышал тяжелый вздох. Стук копыт стал тише, вправо выдвинулись морды коней принцессы и герцога.
Глаза прекрасной принцессы горели гневом, на щеках выступили розовые пятна, двигались по лицу, как блики от листьев, сползали на шею. Ее вздернутый носик был нацелен вперед и в небо, но я чувствовал, что она видит нас с воеводой как на ладони.
Герцог наклонился к принцессе и сказал громко, словно она туга на ухо:
– Как видите, принцесса, он был с ними заодно!
Она милостиво наклонила голову, соглашаясь с любым обвинением. К ним приблизился крупный воин, весь в железе, один из тех, кто всегда вертелся возле герцога, что-то нашептывал, угодничал, как христианский святой. Напыжившись, спросил громко:
– Доблестный и благороднейший Роландур!.. Позволь обратиться?
– Говори, – ответил герцог милостиво. – Говори, верный Монтимер.
Воевода нахмурился, я видел, как заиграли желваки. Все-таки все воины подчиняются принцессе, а не герцогу. А принцессе, значит – ему, воеводе, так как только он командует отрядом. Этот Монтимер чересчур шустрит, угождает будущему властелину…
Монтимер сказал громко:
– Почему наш проводник не попросил у своих друзей… или даже родни… хотя бы сменить наших усталых коней?
Воевода хмыкнул, он-то знал, почему великий воин и в прошлом предводитель орковского войска сейчас не опустился до такой приземленной просьбы, а старался держать плечи прямыми, а морду кирпичом, а вслух предположил:
– Кони орков признают только этих… зеленокожих!
А принцесса метнула в мою сторону негодующий взгляд, что со свистом пронесся мимо уха, колыхнув волосы и чуть опалив щеку:
– Наемник!
Герцог наклонился к ее уху, но сказал таким шепотом, что слышно было на той стороне леса:
– Наемники, конечно, тоже люди… Я сам их набираю, но это же люди к людям! Но такое ни в одни ворота не лезет! Это уж полностью утратить нравственные ориентиры!.. Отвратительно!
– Он сам такой, – предположила принцесса.
– Да уж… Можно представить, куда он нас заведет.
Воевода смолчал, только сопел, бросал на меня взгляды, настолько полные сочувствия, что я уже начал вспоминать, не встречал ли его темную от солнца рожу среди зеленых лиц, похожих на кактусы.
Я подмигнул ему, стараясь делать как можно незаметнее, хотя от принцессы ничто не укроется:
– Воевода, нам стоит посмотреть, что там впереди.
Он сказал сразу, словно давно ждал:
– Да, негоже подвергать опасности наших драгоценных благородных…
– …А также приближенных к ним особ, – добавил я.
Монтимер раскрыл рот, не зная, оскорбил я его или стараюсь подольститься, а мы с воеводой пустили коней вперед в галоп, и только когда оторвались на версту, снова перешли на грунь, а затем и вовсе на шаг.
Ровная как футбольное поле долина справа по горизонту ощетинилась густым лесом, а справа пошли озера, запахло тиной, ряской, гниющими болотными растениями. Из-под ног часто выпрыгивали суслики, ховрашки, с высоты седел мы видели в зарослях травы птичьи гнезда.
Иногда какая самоотверженная птаха выскакивала прямо под конские морды и начинала стонать и прыгать, волоча по земле одно крыло, из травы тут же высовывались любопытные морды любителей зрелищ – хомяков, но кони шли ровно, только хвосты мерно смахивали слепней, запах тины сменялся запахом свежей воды, но и стена леса заметно приближалась, а ровная долина впереди пыталась протиснуться между деревьями и уже виднеющимся берегом большой реки.
Воевода посматривал в сторону леса, мрачнел. Я видел, как на коричневом лбу собираются морщинки, челюсти сжались так, что вздулись желваки. Пару раз бросил на меня осторожные взгляды, сказал вдруг:
– Мы постараемся проехать… но на всякий случай запомни: у горного великана слабые колени. Голова у него как валун, ни одним молотом не разобьешь, глаза упрятаны так, что видит только впереди, как наш герцог в щели шлема. И руки крепче бревен! А вот колени слабые.
– А что колени? – возразил я. – Это ж не пятка. Или его зовут Батарадз?
– У Батарадза была кишка, – поправил воевода.
– Тонка?
– Может, и тонка, – согласился он. – Весь булатный, а одна-единственная кишка… у Исфандияра – глаз, у Зигфрида – пятнышко от прилипшего кленового листа между лопатками, а колени… ага, у Сослана! Это про магию я как свинья в апельсинах, но что касаемо оружия, героев – все знаю. Колени были слабые у Сослана. У каждого даже самого что ни есть неуязвимого есть слабое место. Так заведено. У Ахилла – пятка, Сослан слаб в коленях спереди, а горный великан – сзади. Там у него жилы такие! Если перерубить, он не просто гагакнется оземь, как бы вон ты, а и вовсе… Понял, вовсе!
Я усомнился:
– Вот так сразу?
