жертвенник ломоть мяса. Зашипело, взлетели короткие злые брызги. Запах горячей плоти потек в воздухе, старец вдохнул глубже, сказал все тем же слабым голосом:
– Все верно, владетель северных болот Куявии сейчас сражается с артанцами. А ваш отец кормит свиней в веси Заречной.
Герцог орал, брызгал слюной, мы с воеводой ухватили под руки, утащили. Воевода сорвал у герцога с пояса ножны с мечом, передал его слуге. Старец, казалось, тут же задремал, совершенно равнодушный к крику и воплям.
Когда мы снова были в седлах, а село с провидцем осталось далеко за спиной, воевода сказал успокаивающе:
– Ну, свинья его отец или король, сейчас неважно. И от свиней дети получались хорошими, а от королей… Так что какая нам разница? Нами еще не такие свиньи правили. А наш герцог и есть герцог: сильный, здоровый, а мечом владеет так, что не всякому мордовороту.
Я оглянулся. Далеко позади герцог склонился в седле к принцессе, та гордая, как пончик, ехала на своей веселой кобылке, седло под ним сдвинулось набок, вот-вот съедет вовсе под брюхо.
– Что происхождение? – согласился я. – В любом мире важнее владеть мечом.
– Меч порождает власть, – ответил воевода мудро. – Эх, теперь уже точно доживать мне век в самой дальней конюшне… За то, что посмел вырвать меч из руки самого герцога… И когда детвора увидит, как я убираю за конями, поверит ли, что я в одиночку сразил горного великана? Засмеют. Ну, не засмеют, наши дети старость уважают, но переглянутся за моей спиной: мол, привирает старик. Не проверишь ведь. Уже сейчас на коня влезаю с седального камня, а рассказываю, как прыгал в седло прямо из окна высокой башни!.. Нет, я в самом деле сразил. Правда, не думал, что победю.
Я поинтересовался:
– А зачем же дрался?
Он взглянул искоса:
– Ты, наверное, их этих… новых? Мы, старшие, деремся потому, что для нас стыд страшнее смерти. Отступить и спасти жизнь, но как жить?.. Даже если бы отступил перед горным великаном, всю жизнь меня бы грызло изнутри. И загрызло бы! Нет, я пошел, потому что для меня выбора просто не было.
ГЛАВА 9
Этот день был настолько удачен, что одолели почти половину оставшегося пути. Если ничто не помешает, завтра днем копыта наших коней уже простучат по земле принцессы…
На ночлег расположились уже привычно, а я, наскоро поужинав, расположился чуть в сторонке под деревом. Ветви нависают как крыша, уютно, надежно, в десятке шагов дремлют у костра стражи, непривычно тихо даже в шатре герцога, чем-то похожего на Геракла: тот тоже был сыном двух отцов.
Я лежал с закрытыми глазами, делал вид, что сплю, но сердце колотилось мощно, кровь горячими потоками переливается по всему огромному телу, разнося чертовы гормоны, накапливая их уже не только внизу, но даже в ушах, в кончиках пальцев, выбрасывая через поры кожи в воздух, так что вокруг меня стоит незримое облако, от которого прядают ушами кони, беспокойно ворочаются в подземных норах звери, а летучие мыши так и вовсе принюхиваются шумно, как лоси на водопое.
Тихонько шелестнуло. Звук был настолько тих, словно муравей сдвинул песчинку, но по моим оголенным нервам это стукнуло, как палкой по голове. Я напрягся, весь превратился в слух, чувствуя, как растет трава и журчит вода в дереве, к стволу которого придубился.
В призрачном лунном свете мелькнула такая же призрачная тень. Я лежал неподвижно, узкая щель из- под приспущенных век сузила экран, зато я видел все с неправдоподобной резкостью, разве что не в цвете, что-то там с палочками и колбочками в глазу, а когда тень приблизилась, я едва не выдохнул с шумным облегчением: всего лишь человек, согнутый мужичонка, хоть и налитый силой, а когда лунный отблеск упал на лицо, я успел увидеть худое скулатое лицо с плотно сжатыми челюстями.
В правой руке холодно блеснуло. Я разглядел длинный узкий нож с лезвием из мифрильской стали, что как воск режет мечи из сыродутного железа.
Он приблизился, протянул руку, чтобы отодвинуть с моего лица ветку. Я чувствовал его смрадное дыхание. Едва его пальцы коснулись ветки, я даже услышал скрип кожи по шероховатой коре, как одна моя рука метнулась перехватить его руку с ножом, а другая ухватила его за горло.
Оглушительно захрустело: громко и сухо в правой руке, сочно и влажно в левой, в которой горло, ломая хрящи, превращая в студень… Между сжатыми пальцами сквозь поры брызнули тоненькие струйки теплого и липкого.
Шпион слабо подергался и опустился на землю. Кисть повисла, как будто кости в запястье превратились в туман, а сам неизвестный стал просто мешком, наполненным пока еще теплой плотью.
Дыхание мое замедлилось, сердце стало биться реже, я едва чувствовал его толчки. Рот перекосила зевота, а глаза стали разом слипаться. Слегка удивленный, ведь только что убил человека, я успел подумать, что в самом деле в драке есть нечто эротическое, а когда убийство – это уже все, конец, последний рычащий от наслаждения выдох, после чего отворачиваешься к стене и спишь с осознанием, что свои мужские инстинкты потешил…
Яркий свет ударил сквозь опущенные веки. Я недовольно зарычал, раскрыл глаза. Надо мной нависали встревоженные лица воеводы и двух воинов. Воевода озабоченно покачал головой:
– Опять?.. Рановато… Не хотелось бы, чтобы тебя зарезали до того, как минуем перевал.
– Спасибо на теплом слове, – ответил я зло и красивым рывком вскочил на ноги.
Перевязь с мечом висела тут же на суку, дерево чуть присело под тяжестью оружия, я перебросил широкий ремень через плечо, дерево с облегчением распрямилось, а воины за спиной воеводы выпрямились и стукнули в мягкую землю рукоятями копий.
– Надо идти быстрее, – рассудил воевода. – Ежели зарежут уже после того, как минуем Долину Темных Камней, то, считай, половина беды миновало, а если зарежут на виду первой сторожевой заставы земель барона Пампароса, то можно перевести дух, там уже наши верные союзники и соседи!..
