издали, а когда я рассмотрел их лица и фигуры, по спине пробежал нехороший холодок.

Только половина из них была людьми. Ну теми, кого привыкли называть людьми. Остальные: с зеленой кожей, как орки, так и эльфы, были тоже… людьми, но не совсем, но следом за ними двигались тролли, как я понял: горные и лесные – одни в крупной чешуе, словно огромные сосновые шишки, другие блестящие, как тюлени, с прожилками, как у темного гранита.

Я наконец встал, жестом пригласил за столы. Орки сыпанули галдящей оравой, эльфы выбирали места церемонно, а часть гостей так и не откинула капюшоны, скрывающие лица. Я смолчал, может быть, там черепа вместо морд, пусть уж лучше закапюшоненные.

Оглушительно взревели трубы. Я едва не выронил кубок. На широком балконе уже устроилась дюжина музыкантов с трубами и барабанами. Могучего вида орки раздували щеки, трубы мощно ухали, барабаны выглядели устрашающе, а когда сразу пятеро здоровенных остроухих начали остервенело лупить по туго натянутой коже, я понял, почему в ресторанах держат оркестры да еще ставят усилители: я не услышал даже собственного чавканья.

Тролль иногда подходил сзади, спрашивал шепотом, не угодно ли милордству то или это, я благодушно отнекивался, а ворон, чтобы проверить, на какую ступеньку управитель ставит гостей милорда, велел принести фалернского из подвалов. Тролль тут же послал за вином пажа, и ворон удовлетворенно каркнул:

– Хороший у тебя управитель, милорд.

– Да и я ничо, – ответил я довольно. – Говорят же, собака всегда похожа на хозяина.

Ворон внимательно оглядел меня, потом посмотрел на тролля, особенно внимательно смерил взглядом ширину его лба, кивнул:

– Да, похожи.

Волк заворчал, что-то уловил, но вино уже ударило мне в голову, все расплывалось, все казались милыми и приятственными, ведь это мой замок, мои подвалы, как винные и те страшноватые, здесь моя челядь, да и сами гости – вассалы, пришли поклониться, ибо кто не придет или просто запоз­дает…

Мои пальцы свернулись в кулак, в горле зарождался волчий рык, а на руках начала быстро прорастать шерсть. Я усилием воли остановил превращение ногтей в когти, тряхнул головой:

– А что, у вас тут и песен нет?

Тролль отступил в удивлении:

– Милорд, как можно?.. У нас есть все. Сейчас я лично позову.

Он побежал, поскользнулся, нелепо брякнулся на спину, задрав ноги. Встал с сокрушенным видом, почесался, снова побежал и тут же, поскользнувшись на невесть откуда взявшейся банановой шкурке… или апельсиновой, брякнулся, ноги взлетели выше головы.

Когда он встал и оглянулся с недоумением в глазах, я понял, чего он ждал, понял и для чего все это делается, поморщился:

– Брось… Для меня это не смешно.

Он пролепетал растерянно:

– Но как же… Раньше все ржали до упаду. Даже заезжие короли!

– Не я, – бросил я коротко.

– Я не угоден вашему лордству?

– Брось, – повторил я. – Если не можешь ничего поумнее… да и зачем умнее, если смеются этому бряканью, то просто делай свое основное дело. Ты чем занимаешься: уп­равляешь? Вот и управляй.

– А если вашему лордству изволится повеселиться?

Я отмахнулся:

– Для веселья наша страна мало оборудована. Если же вдруг взбредет такое, то кликну профи. А то конюхи лезут в артисты, сапожники тачают книги, актеры поют…

Он поклонился, попятился, но, когда бросил на меня взгляд, полный преданности и желания услужить, я все же уловил некую тень сомнения в моем благородном происхождении. Словно не плод запретной любви королевы и герцога, а какого-нибудь заучившегося мага-книгочея с непорочной девицей из племени богатырей.