Ворон угрюмо кивал, ему было понятно все, я тоже чуть не кивнул, не люблю признаваться, что чего-то не понял, выглядишь идиотом даже в глазах тех, кто тоже ничего не понял, но помалкивают.
– Почему с правого, – сказал я, – если Зло слева?
– Потому что нельзя идти в бой неготовым, – ответил волк еще строже. – Скитаясь по подземелью, мы наберемся опыта, добавим себе силы, ловкости, умения. Может быть, даже наберемся магии. Если здесь семь путей, то надо определить тот, который выводит к самому Сатане и… пойти по нему последним!
Вообще-то волк прав, но, когда я уходил в этот квест, уже третий, писцы как раз начали последнюю треть Книги Подвигов. Нет смысла задавать им дополнительную работу. Сожмем путешествие, пропустим эти шесть коридоров, каждый из которых обещает, обещает…
– К финалу, – сказал я твердо.
– К финальному сражению, – повторил волк.
– Я чуйствую, как нарастает напряжение, – каркнул ворон. – У меня просто перья дыбом!
Весь серый, будто вылепленный из пыли, он ковылял задним, несчастный и злой, лишенный возможности в гордом полете покаркивать снисходительно сверху.
Светлое пятно выхода показалось ослепительно ярким. Волк помчался длинными торопливыми прыжками. Ворон рассерженно каркнул и поскакал следом, от нетерпения помогал крылами, пыль взвилась удушающим облаком. Я закрыл лицо ладонью, пробирался почти на ощупь.
Острые края скалы как диафрагма ушли в стороны. Открылся новый мир, а по моей коже в который раз пробежал озноб, встопорщил волосы. Я чувствовал, как весь покрылся пупырышками, холод пошел во внутренности.
От моих ног уходила тягостная равнина. Голая, безжизненная, серая, как и низкое небо, где быстро неслись тяжелые лавины, плотные, громыхающие с такой силой, что у меня под ногами вздрагивала земля. В редкие разрывы было видно, что тучи двигаются плотные, в несколько слоев. Самые верхние едва ползут, серые и неопрятные, измученные, средний ряд двигается быстрее, словно томимое жаждой исхудавшее стадо, что почуяло запах близкой воды, а нижние облака, грязные, как скалы после оползня, мчались, как падающие с вершины горы. Сталкиваясь, высекали искры, чуть позже вниз обрушивался тяжелый удар. Земля подпрыгивала, сколотые обломки срывало ветром. Я слышал сухой треск, когда попадали как между исполинскими жерновами под литые массы, а по равнине вспыхивали мелкие злые искорки, словно под ударами крохотных метеоритов.
Сзади послышалось злое рычание. Волк стоял с горящими глазами и вздыбленной шерстью. В полураскрытой пасти зло блестели клыки. Ощутив мой взгляд, прорычал:
– Так вот он каков, Мир Абсолютного Зла!
Из расщелины выковылял ворон, потряс крыльями. Пыль взвихрилась ядовитым облачком. Уже почернев, он каркнул:
– Абсолютного Зла нет. Всегда кому-то обломится добром… Но тебя трясет не зря. Здесь в самом деле… неуютно.
Рычание волка стало злее, потом затихло, однако вздыбленная шерсть осталась торчать, как у ежа иглы, а клыки не прятал.
– Даже непонятно, – сказал он, – куда идти. Правда, у нас есть некоторое пернатое… которое вроде бы даже летает! Хотя, глядя, как оно сейчас ползает…
Ворон, прежде чем ответить, посмотрел на небо. Громады туч сталкивались с электрическим треском. Эхо ударов сминало воздух, волны обрушивались на головы как падающие булыжники.
– Да разве это важно? – каркнул он рассудительно. – Зло… оно везде.
Я ощутил на себе их взгляды. Пальцы коснулись пояса, боевой молот оттягивал весомо, шагнул из-под укрытия:
– И Добро тоже везде… где ступят наши ноги. Или лапы.
– Красиво сказано, – сказал волк с напряженным восхищением.
– Верно, – поправил ворон.
– Красиво! – возразил волк. – Кому нужно: верно или нет? Главное – красиво.
– Нам, – каркнул ворон. – Мы же умные?
– Мы? – обиделся волк.
Я двинулся медленно, невольно пробовал ногой землю, словно шел по тонкому льду. Каменная гряда вздрагивает, в воздухе едва слышный тяжелый гул. На грани слышимости, но голова стала тяжелая, как котел, я чувствовал, как начинаю тупеть, а когда в плечо больно кольнуло, только с непониманием посмотрел на крохотную язвочку, из которой брызнула кровь. Тут же запеклась темная корочка, только потом ожгло, а кожа вокруг ранки покраснела, как ошпаренная.
Я выковырял ногтем этот крохотный метеорит, уже прикипевший к мясу. Выступила бусинка алой крови, ее красивая блестящая поверхность, такая тугая и сверкающая, быстро сморщилась, сама бусинка присела и застыла безобразной лепешкой, зато надежно прикрыла ранку твердой угольно-черной коркой.
– Надо идти, – сказал я. Спина моя выпрямилась, ибо нет ничего красивее и значительнее простых и даже очень простых слов, произнесенных в очень непростых ситуациях. – Надо идти, ребята!
Холодный ветер дул прямо в лицо. Небо цвета темного серебра с уже привычно крупными, как жуки, звездами постепенно уступило место низкому своду из черных клубящихся туч, а когда те опустились и выровнялись тоскливо, уныло, мы все ощутили себя как между молотом и наковальней.
Ветер пробирался во все щели, я поймал себя на том, что начинаю прижимать гордо раздвинутые локти к бокам, удерживая тепло. От холода челюсти начали подрагивать. Я стиснул зубы, что со стороны выглядело как непреклонная решимость героя дойти и победить, выпрямился и начал всматриваться во мглу, в надежде узреть хотя бы какой-нибудь жалкий шалашик.
