Несмотря на общий гвалт, голос его пробился довольно легко. Я улыбнулся пошире, ну не могу не показывать такие зубы, вскинул руку и так пошел пробираться вдоль рядов к их столу. Сразу же царапнуло бок, это один из гостей, хохоча во всю пасть, чуть откинулся назад, его шипастый гребень распустился то ли в павлиньем удовольствии, то ли гуляка тоже по-своему показывал белые блестящие зубы.

Витим чуть сдвинулся, я перенес ноги по ту сторону скамьи. Волк тут же юркнул под стол, а ворон взлетел и с победным видом устроился выше всех, на потолочной балке, откуда, как полководец, мог взирать на всех разом.

Огромная волосатая лапа йети ухватила кувшин, маленькие глазки под узеньким лбом уставились на меня с немым вопросом. Я кивнул, красная струя ароматного вина устремилась в чистую кружку. Я подумал внезапно, что этот йети устроился получше меня. Такой же здоровый, но взял и зарос шерстью, лоб сузил, глаза упрятал под выступы надбровных дуг, и уже ни один не посмотрит с неприязнью, как на меня.

– Как… – проревел он с усилием, – как… странствовалось?

А его постоянный собутыльник Витим поинтересовался:

– Что-то ты, варвар, быстро обернулся. А как же загулы, право первой ночи, бряцанье мечом, великие тайны древних цивилизаций?

Я отхлебнул вина, чувствуя, как жадно впитывается еще в горле, пробурчал устало:

– Брось. Я, может быть, и последний дурак на свете, но знаю, что там ловить неча…

– На дне кувшина?

– Да. И у древних цивилизаций.

– Но говорят же, что в старину люди были умнее?

– Только почему-то вымерли, – ответил я невнятно, не отрываясь от кружки. – Теперь критерий умности – выживаемость. Историю пишет выживший. Он же зовется победителем. А он такое напишет!..

– Уже написал, – пробурчал Витим тоскливо. Его рука сама по себе цапнула кружку, поднесла ко рту. Я смотрел, как задергался кадык, мощно перекачивая из одной емкости в другую, наконец он оторвался, перевел дух: – Такое написал!.. Теперь докажи попробуй, что мы никогда под орками не были, что сами не орки!.. Эх, куда наши предки смотрели?.. Всем бы головы пооткручивал…

Я давно уже ощущал на себе пристальный взгляд. Иногда ощущение пропадало, я догадывался, что между нами либо кто-то прошел, либо смотрящий вынужденно отводил взор, но затем неприятное чувство возобновлялось.

Резко оглянувшись, я успел увидеть в толпе пирующих смазанное движение, как будто кто-то резко опустил голову. Обыкновенный орк, зеленомордый, с торчащими ушами, через плечо вытертая шкура старой козы, из-за спины выглядывает колчан со стрелами, с которыми не расстался даже в корчме.

Если бы он просто отвел взгляд, я не вычленил бы его из толпы, но зеленомордый растерялся, допустил чересчур откровенное движение, и теперь я, держа его глазами как на мушке, выбрался из-за стола, опершись на могучую волосатую, как у медведя, спину, пошел с кубком в руке к этому зеленому.

Справа и слева орали песни, поднимали тосты, кричали здравицы. Ко мне оборачивались, хватали за пояс, пытались усадить с требованием немедленно пить и гул-л-л-лять дальше, я смеялся, хлопал по широким спинам. Одно удовольствие шлепать по таким широким потным спинам, будто огромный морж с пушечным выстрелом бьет ластом по таким же огромным валунам, а когда мне шутя подставляли ноги, иногда переступал, иногда наступал всей тяжестью, а сапоги мои подбиты булатными подковками, говорил прямо в перекошенные лица: что случилось? Ах, я стою на твоей ноге… Какой же я неловкий! Нет, совсем ни к черту. Ладно, пойду выпью и приду еще…

За столом с орком мест не было, но я слегка отодвинул соседа, перенес через лавку одну ногу, затем другую, а когда сел, отодвинув целый ряд, слышал, как на дальнем конце охнуло и послышалось падение на пол тяжелого тела… нет, тяжелых туш.

– Как гуляется? – спросил я орка.

Голос мой звучал почти дружески, но зеленомордый явно чувствовал неприкрытую угрозу.

– Спасибо, – ответил он настороженно.

Зеленорылый, с широкими ушами, вытянутыми острыми кончиками вверх, даже с выглядывающими иногда клыками, он все же мало выглядел свирепым воином, хотя и грудь широка, и плечи в наплывах мускулов. Глаза все портили, чересчур внимательные, задумчивые, у человека теперь нечасто встретишь, у каждого морда клином, а глаза сведены в одну точку, чтобы не упустить случай ухватить зеленую бумажку.

– Спасибо что? – спросил я задиристо. – Спасибо – хорошо или спасибо – хреново?

– Спасибо, – ответил он вежливо, – интересно. Но вам, я вижу, совсем интересно. Нравится этот мир?

– В восторге, – сообщил я. – В диком!

– Понятно, – сказал он, – понятно, понятно… Да, здесь должно понравиться. Зеленые просторы, высокие замки, красивые женщины и быстрые кони, целомудренные нравы…

Я хмыкнул:

– Ну, насчет нравов ты пальцем в небо. Грязным своим, корявым. Здесь, я погляжу, нравы как на Тверской после полуночи.

Пальцы у него, правда, хоть и зеленые, но не корявей моих. Да и насчет чистоты орки тоже всем сто очков вперед дадут: произошли от лягушек, а те без воды, как я без штанов. Могу, но как-то неуютно. Однако он пропустил мимо ушей обидное замечание… еще бы не пропустил, пусть сравнит его плечи и мои, взглянул осторожненько:

– Но… как я думаю… это должно нравиться… Облегчает понимание, ускоряет… Без трудного ритуала ухаживания… Мне дед рассказывал, он был наставником в высших действах, что раньше подобный ритуал,