Моряна!.. Одна под стражей в темной комнате слушает пьяное ликование противника…

Моряна испуганно оглянулась на стук двери. Николай на ходу снял тяжелый пояс, с облегчением повесил его вместе с мечом на стену. Девушка следила за ним большими глазами, постепенно ее лицо принимало надменное выражение.

– Привет, – сказал Николай. – Извини, придется задержаться до темноты. Народ гуляет… Контролировать трудно. А экстремисты настроены решительно. Попросту прикончат тебя и скажут, что так и было.

Моряна презрительно фыркнула. Николай решительно предложил:

– Чаю хочешь? Извини, я хотел сказать: меду. С орехами!

– Подавись ты ими! – ответила она грубо.

– Не хотел бы я такую кобру в жены… Как говорит Аварис: яжи, смоки. И в самом деле, если дважды по семь лет?

Она презрительно хранила молчание. Николай подошел к окну, выглянул. Поинтересовался:

– Моряна, не довольно ли устраивать на меня эти… нападения?

Девушка ответила решительно:

– Я своего добьюсь.

Николай в растерянности прошелся по комнате, поинтересовался:

– Может, ты все еще выступаешь как сторонница культа Даны или Апии?.. Это у нас всего лишь недоразумение?

Она фыркнула:

– Дана, Апия… они сами постоят за себя. Мой бог – мое сердце! Только ему я подчиняюсь.

– Жаль, – ответил он мягко. – Я думал, мы могли бы остаться друзьями.

Она тряхнула головой:

– Друзьями? Ни за что!

– О господи, – вздохнул он.

Под руки попался музыкальный инструмент: кобза не кобза, бандура не бандура, но струны имеются, лады обозначены…

Моряна наблюдала с презрительной усмешкой, а он осторожно трогал струны, прислушивался, запоминал звучание, кое-где отпустил, басовую подтянул, подстроил остальные…

Его пальцы взяли пробные аккорды. Моряна удерживала блистательную надменность, хотя в глазах росло удивление. Николай настроил последнюю струну, начал потихоньку подбирать мелодии.

Ночь, горница, стены из чудовищно толстых бревен. Сумерки, что сгущаются по углам… Он тихонько напевал, не замечая, что голос становится громче и громче. Под окнами замерли шаги охранников. Николай переходил от песне к песне – вокруг жестокость, льется кровь, всюду культ меча, а здесь только любовь, ибо только песни о любви могут быть противовесом, противоядием, спасением, очищением…

Моряна сидела неподвижно. Сумерки подкрались незаметно, в горнице быстро сгущался мрак. Пора было зажечь свечи, но и гридень за дверьми заслушался, и сам Николай не мог оторваться от струн. Песни о любви, песни о любимых…

Наконец он опомнился:

– Ого! Извини, Моряна… Думаю, уже можешь уйти. Перепились, не до тебя. Бери доброго коня, не поминай лихом.

Моряна послушно поднялась. Глаза ее обшаривали лицо Николая.

– Коло, – выдохнула она. – Почему ты… почему никогда… так не делал?

– Ну… были причины.

– Коло, если бы так раньше! Это ж куда большее чародейство, чем превращаться в дракона!. Ты победил, Коло!

– Да ладно, чего там… Вот еще!.. Я не воевал с тобой!

– Ты победил, Коло. Ты пробил невидимым чародейским мечом мое сердце!.. Я чувствую в нем боль… но не хочу, чтобы боль утихала!

– Пройдет, – пробормотал он.

Ее глаза блеснули гневом:

– А я не хочу, чтобы прошло! Не смей вытаскивать меч из моего сердца!

Он отшатнулся:

– Ладно-ладно, успокойся!

Она подошла к окну, Николай подал знак гридню, что зачарованно стоял столбом во дворе, задрав голову к окнам, откуда только что лились колдовские заклинания нового волхва. Гридень сбегал к коновязи и вернулся опрометью, держа за узду белого жеребца.

Моряна оглянулась на Николая, глаза ее странно блеснули. Она помедлила, но Николай не двигался. Девушка вздохнула, замедленно взобралась на подоконник. Оттуда еще раз посмотрела на Николая…

В воздухе коротко блеснуло. Николай успел увидеть красную молнию, что выплеснулась у него из груди.