Анна подробно ответила.

Яровой, поблагодарив ее на ходу, помчался вниз, понимая, что нужно срочно поднимать оперативников. Но где сейчас Дядя?

Собака взяла след от дома и потащила оперативников на Сезонку. Прямо к чувихам.

— Ой, лягавеиькие, да вы прямо строем к нам. А песик зачем? Давайте, располагайтесь в нашей хазе. Ух и пирушку закатим теперь громкую!

— Где Дядя? — спросил Яровой кудлатую, самую трезвую из чувих, еще умевшую отличить милиционеров от овчарки.

— Дядя? Да что ты, тут дядей нет. Тут чуваки. И только клевые. Вот тетю можем тебе выделить. Хочешь? — расстегнула кофту на груди.

— Покажи-ка мне чуваков своих!

— Да ты что? Пугать наших гостей решил? Да ты со своим полком любого импотентом от страха оставишь. Не пущу!

— Слушай ты! А ну! — отодвинул чувиху оперативник и освободил проход Яровому.

Но нигде в Доме Дяди не было. Чувиха, обиженная на группу, ничего не хотела говорить. Но когда ей предложили пройти в милицию, сказала, что к ним на Сезонку сегодня пришел чувак. Дал стольник и попросил одного из кентов, а кого — она не помнит, сходить по адресу и отнести записку. Что и было исполнено с точностью. После этого чувак положил на стол червонец и, не потискав ни одну из чувих, незаметно слинял.

— Как выглядел?

— Обычно, как все чуваки. Ночью с таким холодно не станет.

— Во что одет?

— Мы смотрим, что под барахлом и в карманах. Остальное нам без разницы.

— О чем он написал в записке, вы читали?

— Я не лягавый. И кент — тоже. Ему заплатили за доставку. За чтение — ничего не дали. А мы даром не работаем.

— Понятно. Ладно. Идите к себе, — отпустил Яровой чувиху.

— Так ты нам хоть одного лягавого оставь для коллекции, — хохотала успокоившаяся девка.

Дальше след собака не взяла. Покрутившись на Сезонке несколько минут, оперативники ушли по домам. А Яровой, потерпев фиаско, шел в прокуратуру.

Куда мог пойти Дядя? Кто его вызвал на Сезонку столь простым, но непредвиденным способом? На это мог ответить Григорий. Но где его теперь искать?

Яровой и сам не знал, как пришел в горсад. Может, потому, что давно не слышал музыки.

А саксофон на танцплощадке лихо исполнял соло в мелодии «Вишневый сад». Жизнелюбивая, всегда юная музыка о чужой молодости, чьей-то любви. Как странно вязалась она с нынешней ситуацией…

Ведь кто-то оборвет вот эту песню в чьей-то душе. Отнимет с жизнью.

Аркадий шел по тенистой аллее.

— Стой! Куда разогнался, тихушник? — перед Яровым громадной тенью вырос Привидение: — Линяй! Смывайся, говорю тебе!

— С чего бы это? Может, сбавишь свой наглый тон?

— С кентами нарисовался? Иль сам? — смотрел во тьму аллеи Привидение.

— Не ищи. Один пришел.

— Это ладно. Но послушай, все — потом. Сегодня тебе здесь нельзя быть. Засветишься и нам сорвешь кайф. Линяй!

Аркадий сделал шаг, чтоб обойти Привидение. Но резкая, внезапная боль помутила сознание. Падая на аллею, он услышал, как сквозь сон.

— Падла, его нельзя было трогать!

Как он оказался в своем кабинете, Аркадий не знал. Ему рассказали, что кто-то позвонил на службу. Приехала машина. Около Ярового — ни души. Все тихо. Хотели в больницу отвезти, но по дороге Аркадий стал приходить в себя. Вот и привезли на работу, чтоб домашних не беспокоить.

Яровой посмотрел на время — пятый час утра. Вернулся ли Григорий? Нет его в больнице. И домой не пришел. Где же он?

Вспомнил встречу в горсаду. Каждое слово восстановил. Значит, именно там что-то вчера случилось. Но оперативники, обшарившие горсад вдоль и поперек, доложили, что ночь прошла без происшествий.

Это сообщение не успокоило.

Из памяти не выходил Привидение. Аркадий был уверен, что исчезновение Дяди впрямую связано с главарем городской банды. Уж, конечно, неспроста пристопорили они его на аллее. Именно там, в ее тиши что-то случилось. И уж не на влюбленных, не на беспечную молодежь вышел охотиться этот махровый вор. Тут был крупный банк, раз собственной персоной объявился. Но кого наметили, Кляпа? С чего бы ему в горсад идти? Староват для такого места. Хотя… Ну ведь не сходка ж там была. Кто ж из них сумасшедший?

Аркадий решил разгадать этот ребус простым и верным методом исключения.

Дамочка — не в счет, в горсаду его не было. Дядю вызвал мужик среднего роста. Значит, не Привидение. Но Дядя знал зовущего. Но Привидение приходил сам. А тот, кто звал Дядю, сам не хотел засветиться во дворе. Почему? На Сезонке был. Хотя кто там не был? Да и проститутка назвала его не кентом, а чуваком. Значит, а они знают своих, среди городских фартовых она его не видела. А потому и назвала его так. Выходит, что Дядю вызвал Кляп.

Тот же Берендей сам бы к Дяде пришел. Они знают друг друга и не враждуют.

Странно все получается. Если Кляп, то как о нем узнал Привидение? Но Привидению и Кляпу Дяда нужен живым. «Малины» из-за него грызутся. Но где же Григорий? Неужели сгорел меж двух огней?

Сколько ни размышлял Яровой, но ускорить развязку или

помешать ей он не мог. Нужно было ждать развития событий. А ждать всем и всегда нелегко и непросто…

Вот и Гнида, проснувшийся далеко за полдень, подкрепился из авоськи. И оглядевшись по сторонам, решил дождаться темноты именно здесь, где никто не мешал ему отдохнуть.

Но… Что это? Кто там развалился у соседней качалки? Гнида даже задрожал, узнав. Кляп… Конечно, он. Надо смываться поскорее, пока тот не проснулся. Какое счастье, что именно он, Гнида, проснулся раньше. Не то лежал бы с «маслиной» или пером в боку.

Гнида схватил авоську и задом уполз с промысла.

«Кто ж из нас раньше туда приволокся? Неужели он? Как же я его не приметил? А Кляп? Уж он увидел бы… Вот я его не смог ожмурить. А почему? А если бы проснулся? Он же всегда чуял беду. Кляп меня живьем из шкуры вытряхнул бы. Знаю я его, паскуду. Да и попробуй, пришей его, если никогда никого не жмурил! А тут — самого Кляпа! Хотя в зле я хуже зверя. Вот только при Кляпе эта злость куда-то девается…».

Гнида, выспавшийся, сытый, пошел напрямик к городу. Он поглазел на витрины магазинов и, не торопясь, направился к кладбищу.

Там, прикинувшись скорбящим, сидел над полу провалившейся могилой. Проходившие мимо люди даже внимания па Гниду не обратили.

Да и что и нем было особого? Сидел мужичонка, крошил хлеб на могилку птицам. Глаза кепкой тер. Но едва ушла с кладбища последняя старушка, Гнида моментально откинул землю с могилы. Приподнял доску. И вытащил два деревянных чемодана, обшитых брезентом.

Гнида тащил их, надрываясь. Нет, совсем унести трудно. Но перепрятать нужно скорее и надежнее. Но только не на погосте. Попадешься на глаза кому — считай, пропал. Сразу засветишься. С кладбища никто еще не уносил ничего. Принесенное сюда остается здесь навечно.

Гнида тянул чемодан ближе к ограде. Там — дыра. За нею метрах в ста — свалка. Через нее напрямик — город. В нем есть такси. И уж тогда руки развязаны.

Гнида остановился отдохнуть. Руки занемели. А до ограды еще так далеко! Больше половины пути. Нет, отдыхать нельзя. Но и нести тяжко. Словно не общак, а целый погост жмуров набил в майданы Кляп. А может, это все беды тут вместились. «Ничего, тяжело нести — зато дышать легко будет», — размышлял