— К тебе сегодня либо завтра нагрянет Кляп. Фаловать к себе станет. В кенты. Он один теперь. Всю банду мы подчистую убрали. А он смыться сумел.

— А я при чем? Да хоть вы все пережмуритесь, мне какое дело?

— Не гоношись, кент. Он таким, как ты, жизни укоротил, а сам дышит. Пора накрыть его. И только ты сможешь помочь нам. Ему больше прыгать некуда. На тебя у него весь расчет.

— Скину падлу с лестницы и все тут. Сами разборки чините. Я вам не кент!

— Возьми должок, — понял Привидение, что иначе Дядю не уломать.

Дядя, глянув на пачки денег, спросил:

— Кляпов общак? Крапленый?

— Он самый.

— Возьми себе. На сухари сгодится. Мне такие не надо.

— Разборчивый стал. Иль забогател? — удивился Привидение.

— С мое помучайся, тогда поймешь.

— Поможешь Кляпа накрыть?

— Нет. Никому нынче не помогаю, — уперся Дядя.

— А мы с Берендеи на тебя рассчитывали.

— Ты с Берендеем в деле?

— Оно — как общак — одно на всех, — подтвердил Привидение.

— Давай на кухню отваливай. Потолкуем, — пропустил Дядя фартового в квартиру.

Рассказав Григорию обо всем, что случилось за эти две ночи, Привидение попросил:

— Помоги. Теперь ты все знаешь.

— Я ж с больницы сбежал. Отпросился в баню. Через час возвращаться надо.

— Сначала помоги. Побудь на хазе пару дней, — просил Привидение, и Григорий, хоть и с неохотой, но согласился.

— В дело он тебя фаловать сразу не будет. Ему теперь «малину» надо сколотить. Быть может, имеет еще один общак. Я тебе уже ботал про то. Вот его он, думаю, захочет пристроить понадежней. У тебя. Или по твоему совету. Ну и не забудь про Гниду. Скользкий фрайер. Ну, а чтоб не рисковать тебе, в твоем дворе пацан будет кружиться. Вон тот — вихрастый, светлый. Видишь, сюда, на нас смотрит. Он, как только мы понадобимся, мигом ко мне примчит. Кенты и я — на стреме. А ты, едва Кляп к тебе, выйди на балкон, покурить. Спичку вниз кинешь. Это и будет сигналом.

— А если под утро нарисуется? Не станет же твой пацан тут все время кружить, — засомневался Дядя.

— У него брат есть. Копия этого. Чуть меньше ростом. Погодки они. Заменит, чуть что. Я им стольник дал, — пояснил Привидение.

— Если во дворе мне с ним ботать доведется?

— Повернись лицом к пацану. Закури, Спичку — на землю. Усек?

— Берендей с тобой будет?

— Конечно.

— Не крапленые с собой имеешь? — спросил Дядя.

— Имею.

— Гони. Все, что есть. Дарма не помогаю.

Привидение выгреб из кармана все. Дядя посчитал:

— Жидко, кент.

— За мной не пропадет. Отдам.

— Не тяни резину. Я долги помню, — посуровел Дядя.

— Кто старое вспомнит, тому…

— Деньги возвращают, — стоял на своем Григорий.

А вскоре вернулась с базара Аннушка. Увидев Григория дома, обрадовалась.

— Соскучился я по тебе. Смылся от костоправов. Не смейся, что, как пацан, к тебе прибежал. Родная моя. Как хорошо, что ты у меня появилась. Жизнь мне вернула. Спасибо тебе.

Анна редко слышала от Дяди доброе слово. О своих чувствах он никогда ей не говорил. То ли присматривался к ней, то ли слов таких не знает, думалось женщине. И теперь, услышав целый поток, словно переполнивший сердце и прорвавшийся наружу, Анна оторопела от внезапного счастья.

— Гриша, а я чего уж не передумала. Все казалось, что приду домой, а ты ушел, насовсем. Думала, скучно тебе со мной. Отдохнешь и уедешь, забудешь навсегда. Ну что я? Таких много!

— Одна ты у меня, Аннушка. Как солнышко, как жизнь.

— Ой, откуда это? — увидела на столе кучку денег.

Смятые, пропахшие табаком и чужим потом. Они, как сморщенная морда побитого кента, топорщились на середине стола.

— А, это? На лечение получил, — отмахнулся Дядя.

— И сколько ж тут?

— Жидко оплатили. Обещались донести.

— Забудь о них, Гриша, родной, умоляю. Не надо прошлого.

— Без прошлого, значит, лучше? — отстранил Григорий Анну. Помрачнел.

«Стыдится моей ксивы. Как мужика — признает, но сегодняшнего. Вчерашнего уже не надо», — он молча качнул головой. Анна растерянно смотрела па него:

— Гриш, давай уедем отсюда.

— Никуда я не поеду, Анна. Ни с тобой, ни сам по себе. От кого и чего хочешь можно уйти и уехать, но не от прошлого. Это — как от себя самого. Или — от собственной тени. А такое мне не дано.

Дядя сидит у окна па кухне. Вихрастый мальчишка смотрит на него со двора…

Аркадий Яровой, встретившись с Дядей в больнице, многим поделился с Григорием, не меньше и узнал.

Он рассказал, что ни Боксер, ни Кляп не сумели приехать в Тунгор. При виде наряда милиции сдали нервы у беспредельщиков. И выскочив из вахтовой машины на ходу, ринулись в тайгу.

Милиция долго преследовала обоих. Но те хорошо знали местность. Пришлось отпустить собаку, чтоб придержала беглецов. Овчарка нагнала. Но ее пристрелили. Местность была взята в кольцо. Но ночью беспределыцики сумели выйти из пего прежде, чем милиционерам прислали нескольких служебных собак.

Опознанные и неопознанные трупы в окрестностях Охи находили каждый день. Кто они — эти люди? За что убиты и кем?

По каждому случаю заводилось новое уголовное дело. Но убийства не удавалось раскрыть.

Все эти убийства горожане относили за счет банды Привидения. Слухи переполнили город. И все упреки относились к милиции и прокуратуре, не сумевшим навести порядок в городе и окрестностях.

Узнав от врача, что Дядя отпросился из больницы на пару часов, а сам не вернулся в палату до ночи, Яровой, забыв об осторожности, заспешил к дому Григория.

Стояла ночь. Аркадий не глянул на часы. Не до того. Быстрее. Что случилось с Дядей? Может, снова Привидение опередил, либо опять Кляп наведался?

Издалека увидел освещенное окно квартиры. Не спит. А быть может, горе не дает спать?

Аркадий взбежал по лестнице. На его резкий звонок дверь открыла Анна.

— Хозяин? К нему приятель пришел. Они ушли вместе. Нет, ничего не сказал, когда придет.

— Приятеля вы видели? Он заходил в квартиру? — торопил Яровой.

— Темно было. Не разглядела. Он мальчишку со двора прислал.

— Какой он ростом, тот, кто звал?

— Среднего. Ниже Гриши.

— Они говорили о чем-нибудь?

— Нет. Гриша выглянул и сразу пошел к нему.

— Во сколько тот пришел?

— С полчаса назад, — начала беспокоиться женщина.

— В чем ушел Григорий?